имя жены, Толлунэль взяла смоченную в травах горячую ткань и приложила к воспалённой ране. Знахарка, не говоря ни слова, направила руку принцессы, показывая, как правильно обрабатывать кожу.

— Эльдалотэ…

Представляя Ангарато, храбро сражавшегося в одиночку против целой армии гораздо более достойных врагов, чем были орки на самом деле, жена Артаресто думала, что её супруг, часто видя рядом такого прекрасного и доблестного родича, сам мечтал стать таким, ведь именно лорд Дортониона, как никто другой, достоин любви принцессы!

Артаресто обязан стать таким же! Однажды. Когда-нибудь. Иначе и быть не может!

***

— Я хочу в Валинор, в Лориэн, — прошептала эльфийка, отпив воды и закрыв глаза. Из-под ресниц по-прежнему лились слёзы. — Пожалуйста, отправьте меня в Лориэн! Я хочу жить в мире грёз, где нет… Всего этого! Я не могу так больше! Я не хочу жить! И не хочу умирать! Мне страшно…

Финдекано отошёл от постели, чувствуя усиливающуюся боль в груди: Митриэль была для старшего сына нолдорана неотъемлемой частью жизни с самого рождения, и пусть раньше это не ощущалось, теперь, когда с травницей случилась беда, принц в полной мере осознал, как дорога ему верная помощница матери. Тоже не представляя, как жить, став жертвой произошедшего в поселении зверства, Астальдо понимал и то, что выполнить просьбу Митриэль невозможно. Вспоминая, что в первый момент даже не узнал избитое, залитое кровью лицо, Финдекано готов был проклинать себя за то, что не пришёл на помощь раньше.

— Я отомщу им, Митриэль, — сказал принц, положив ладонь на здоровую руку знахарки, на которой были все пальцы, целая кисть, и не приходилось гадать: отрезать конечность по локоть или нет. — Ты совершила настоящий подвиг. Многие враги передохли от твоего яда, других с лёгкостью добили мы, потому что они не могли сопротивляться. А те, кто решил, что место проклято, и сбежали в леса, будут найдены моими верными. Вечером мы уйдём на юг искать орков.

— Я не хочу отмщения! — задыхалась от рыданий эльфийка, которой, похоже, не помогали никакие снадобья. — Я хочу в Лориэн! Забыть! Забыть! Всё забыть!

Отвернувшись ко входу в наскоро поставленный шатёр, сын нолдорана вспомнил, почему пришлось отказаться от мысли остановиться в брошенных орками домах и брезгливо поморщился.

— Отправь послание нашим на север, — тихо произнёс Финдекано ближайшему собрату, — сообщи, что мы живы, что идём на юг. Добьём… морготово зверьё и вернёмся.

Нолдо кивнул. Светловолосая эльфийка, спасённая вместе с Митриэль, проснулась и тоже заплакала. Молча. Астальдо зажмурился. Очень хотелось верить, что письмо всё ещё есть, кому отправлять, что несчастные женщины, выжившие в плену орков, смогут найти силы и не сдаться теперь, что приехав в лагерь Эред Ветрин, они обе не окажутся снова в лапах чудовищ. Надежда — это всё, что осталось, когда уверенность пала в пламени войны.

Выйдя на улицу, Финдекано поднял глаза на знамёна. Небо вот-вот станет такого же цвета, значит, пора в путь. Нельзя ждать, давая армии Моргота время для совершения новых зверств!

***

Волны пели, и в их музыке слышались победные трубы, ветер вспенивал гребешки, гнал воду на скалы.

— Ты не можешь знать, что происходит в глубине, что таится там, где не достичь дна, — сказал лорд Новэ дочери, стоя на причале в ожидании корабля из Виньямара. — Лучи Анора сверкают на поверхности золотом, завораживая красотой, пробуждая желание покорить стихию. Но ты же понимаешь, каким чудовищем может стать море, если растревожить бездну. В нём просыпается убийца, Линдиэль.

— Я не желаю снова слушать об этом, — с трудом сохраняя спокойствие, процедила Линдиэль. — Я уже говорила — Астальдо не…

— А каких вестей ты ждёшь сейчас, не отрываясь смотря на приближающийся парус?

Вопрос выбил опору из-под ног. Да, Линдиэль пришлось признать: она ждёт вестей, что её возлюбленный убил всех врагов, и его снова славят как героя.

Убил…

— Я… — эльфийка смутилась. — Я хочу знать, что Астальдо жив, что с ним всё в порядке. Лорд Тургон ведь его брат, он должен знать.

Кирдан не ответил. Молча наблюдая, как команда корабля сходит на берег, он смотрел на молодого капитана, сероглазого, черноволосого, несколько высокомерного, и думал, что лучше бы дочь влюбилась в него, раз уж ей так нравятся эльфы-голодрим.

— Слава Владыке Улмо! — провозгласил Новэ, приветствуя вассалов.

— Слава Владыке, — сдержанно поклонился мореход. — Твой корабль, вверенный мне в этот раз, должен носить имя «Счастливчик», ведь за всё время плавания мы ни разу не попали в непогоду, и рыба ловилась легко. А на семнадцатый день нам явилась сама Майэ Уинэн: в своём излюбленном обличие кита она плыла рядом с кораблём, и мы слышали дивную музыку!

— Я очень рад, Воронвэ! — восхищённо воскликнул Кирдан, обнимая Нолдо. — Тебе и команде необходимо отдохнуть, а после расскажешь мне во всех подробностях, какие разультаты принесли мои доработки.

Линдиэль вопросительно посмотрела на отца, Воронвэ ослепительно улыбнулся.

— В Виньямаре готовы к войне, — серьёзно сказал подданный лорда Турукано. — Мой господин просил передать, что его верные рвутся в бой, ждут приказа, а пока патрулируют границы, но ни одного сражения ещё не произошло.

— Я знаю, кто особенно рьяно рвётся в драку, — усмехнулся Кирдан. — Но мне придётся разочаровать героя Глорфиндела: владыка Тингол против войны. Максимум, что дозволено его подданным — защищать границы, чтобы королевство не подвергалось опасности.

— Что слышно про Астальдо? — не выдержала Линдиэль, снова забыв о манерах.

— Госпоже придётся запастись терпением, — всё ещё улыбался Воронвэ, — о подданных верховного нолдорана нам ничего не известно.

«Верховный нолдоран, — подумала дочь Новэ Корабела, — как же красиво звучит этот титул! Словно из песни о подвигах, о великой стране и величайшем народе! Но почему, почему эти дивные эльфы нам враги? Почему я не могу исправить ситуацию?»

В сердце рождалась музыка: немного печальная из-за разлуки с любимым, но грусть терялась в торжестве героизма и свете звёзд. Линдиэль не хотела думать о плохом, слушая мелодию моря. Что бы ни было в глубине, волны пели о победе.

Дагор Аглареб. Вовремя прерванная история

Купаясь в холодных золотых лучах утреннего солнца, на фоне розоватого небосклона парил исполинский орёл. Птица долго величаво кружила над равниной, лесами и горами, пролетев над сожжённой разорённой долиной,