Девушка привлекла к себе его голову и припала к губам: сначала несмело, но вскоре ей уже не удалось совладать с разбуженной страстью.

Он охнул, обмяк и опустился на нее всем телом. Теперь она чувствовала его полностью: грудь, живот, ноги и то, что нетерпеливо толкалось в ее сдвинутые бедра. Аллегра упивалась этими новыми ощущениями. Только сейчас она поняла, что значит быть обнаженной. Теперь она могла всей кожей впитывать ласку сильного мужского тела, как будто повсюду ее нежно касались тысячи волшебных рук.

Все это время их уста не прерывали поцелуя, они просто не в силах были разомкнуться. Мягкие губы Грея слегка раздвинулись. Аллегра не сразу решилась просунуть язык ему в рот и была захвачена врасплох новым взрывом ослепительных чувств.

Он вздрогнул и застонал под этим любовным натиском, отвечая такими же неистовыми движениями языка. В мире не осталось ничего, кроме губ, слитых в жгучем поцелуе, в предчувствии того, что сулит этот первый, самый дивный поцелуй влюбленных.

Наконец Грей поднял голову: он едва не задохнулся и жадно глотал воздух.

– Господи Иисусе! Я так хочу тебя, что не могу больше ждать! – Он раздвинул ей колени и опустил свое копье к вратам ее естества.

Аллегру увлек неистовый вихрь желания и страха. Мама всегда кричала от боли, лежа под сквайром Принглом. Всегда. Девушке показалось, что ее распяли, что сейчас начнется… Бог знает какая пытка. Но ведь она любит его. Как он может ей повредить?

А Грей уже начал двигаться – медленно, не спеша, пока только щекоча влажную ложбинку между бедер. Наверное, это было приятно, но она почти ничего не почувствовала из-за нараставшего страха. Боже, будь милосерден! К добру ли, к худу – только пусть это поскорее кончится! Трясущимися руками она схватила его сильные, мускулистые ягодицы и прижала к себе. От острой, режущей боли девушка едва не вскрикнула.

– Господи, – вырвалось у него. – Ты такая тугая! – Вдруг он охнул от удивления и восторга, а потом выругался, и его тело содрогнулось от спазмов. Где-то глубоко внутри себя она почувствовала трепетные толчки мужской плоти и горячую струю семени.

– Слишком скоро… – простонал Грей и рухнул без сил. – Слишком скоро…

Аллегра затихла, прислушиваясь к собственным ощущениям. После его болезненного прорыва, уничтожившего барьер ее девственности, это оказалось не столь неприятным, если не обращать внимания на боль. И что теперь? Не имея ни малейшего понятия, как это происходит, она вдруг попыталась сжать некую неведомую ей мышцу, плотно охватив его копье. Это незначительное движение породило волну экстаза, прокатившуюся по всему телу. Судя по всему, Грей чувствовал то же. Он застонал и нежно поцеловал ее. Воодушевленная достигнутым, Аллегра снова пустила в ход этот удивительный мускул, и тут же страсть запылала в ней с новой силой. Боль мигом прошла. Она нетерпеливо заерзала в надежде, что Грей внемлет безмолвному призыву и снова задвигается в ней, одарив бурей восторга.

А он вместо этого отстранился и сел, озадаченно уставившись на Аллегру.

– Почему ты не сказала?

Она проследила за его взглядом и не на шутку удивилась: оказывается, ее бедра были в крови.

– Я… я думала, это не важно.

– Не важно?! – возмутился Грей. – Не важно то, что ты была девственна? Черт побери, я ведь сделал тебе так больно! Мне следовало вести себя осторожнее.

– Нет, Грей. Нет. То была сладкая боль.

Мужчина недоверчиво затряс головой:

– Но… ты была девственна?

– А почему бы и нет?

– А я… я подумал, что это Уикхэм… лорд Эллсмер. Ну, там, в Колониях. Я думал, что ты из-за этого ищешь его.

Ее губы тронула снисходительная улыбка. Как будто утраты девичьей чести было бы достаточно, чтобы направить ее на такой ужасный путь.

– Я никогда с ним не сталкивалась, – просто сказала она.

Грей задумчиво поднес к лицу маленькую ладошку и пощупал все еще твердые мозоли:

– Никогда не сталкивалась? И готова была пройти сквозь ад, только чтобы добраться до Англии. Потому что хотела его убить.

– Нет, – мягко поправила девушка. – Потому что должна его убить. Или не знать мне покоя на этом свете.

Ей пришлось отвернуться от пронизывающего взгляда Грея. От его тревоги и сострадания. Месть Уикхэмам касается только ее. И Бэньярдов.

Он понял, что дальнейшие расспросы бесполезны, и со вздохом встал с кровати. Снова воцарилась тишина. Аллегра устроилась поуютнее в мягкой постели. Пусть очарование этих минут продлится еще чуть-чуть, хотя бы всего полчаса. И тогда они станут самым счастливым воспоминанием, которое она унесет с собой в могилу.

– Аллегра.

Услышав свое имя, девушка встрепенулась и открыла глаза. На краю кровати сидел Грей и держал маленький тазик и губку. Несмотря на ее протесты и заявления, что она не беспомощное дитя, он осторожно смыл с ее бедер следы их бурной страсти. Это было так трогательно: гордый мужчина, аристократ, столь безропотно ухаживавший за ней, – что Аллегра едва не разрыдалась. И когда он наконец отставил свой тазик, она привлекла его к себе и нежно поцеловала в губы.

– Тебе вовсе не следовало беспокоиться, – прошептала девушка.

– Но это была моя вина, – все еще покаянно возразил Грей. Он пристроился на краю кровати и задумчиво любовался ею. А потом вдруг улыбнулся так тепло и беззаботно, что даже в этой темной комнате стало светлее. – Ну конечно!.. Вот в чем было дело! Тогда, на чердаке…

– Я же все время пыталась тебе втолковать, что ты здесь ни при чем, – просияла она в ответ, с радостью соглашаясь с этим, пусть и ошибочным, утешением. – Я сильно испугалась. Наверное, это случается со многими девушками. И тогда… решимость покинула меня, и я пошла на попятную.

– А нынче ночью?

– Кто не рискует, тот не выигрывает.

– И что же ты выиграла? – воскликнул он, мгновенно опечалившись. – Ведь я сделал тебе больно.

– Какой ты глупый! – Ласковые пальчики принялись разглаживать озабоченную гримасу на его лице. – Почти всю жизнь мне делали больно. Те, кто хотел причинить мне зло. Вот это была настоящая боль.

– Значит, я никогда не причинял тебе зла ни на словах, ни на деле? – горько рассмеялся Грей.

– Ты вышел на бой с целым миром, однако твой клинок всякий раз оборачивался против тебя самого. Как же ты смог бы ранить меня?

– Ну почему ты с таким великодушием готова прощать мне любую грубость? – Не в силах усидеть на месте, Грей вскочил и заметался взад-вперед по комнате. – Вряд ли я этого достоин! Разве ты дура? Или святая великомученица?

Меньше всего ей хотелось спорить. Не сейчас, в эту последнюю ночь вместе с ним. Пожалуй, стоит убраться отсюда поскорее, пока сердце ее не разбилось от горя окончательно. И она шепотом спросила: