Но Елизавета Петровна на удивление быстро согласилась, на радостях баба Нюра выхлопотала у Митрича для Тани двухнедельный отпуск.

– Прости, Николаевна, больше не могу. И так каждый день рискую: начальство прознает, что почтальоном девчонка несовершеннолетняя работает, голову оторвут, – Митрич жестом показал, что его ждет в таком случае, чтобы у бабы Нюры не осталось сомнений.

– Нужен ты сильно начальству-то, оно к нам и дорогу-то забыло, – проворчала баба Нюра, но спорить не стала. – Две недели так две недели. И на том спасибо.

Для Тани все было в диковинку: и вокзал, и поезд, и спешащие по перрону люди.

– Ох, как гудит, – восклицала она, и ее и без того большие глаза делались еще больше. – Я людей столько отродясь не видела, – удивлялась она, каждую минуту останавливаясь.

– Таня, не отставай, – цедила Елизавета Петровна, царственно вышагивая впереди.

Настя приходила в восторг от Таниного удивления, смотрела на все ее глазами и словно видела впервые. Море повергло Таню в ступор: она долго стояла с открытым ртом, а потом вдруг выдала:

– Это сколько же здесь наших озер, – чем, вызвала бурное веселье взрослых и Насти, только Елизавета Петровна снисходительно улыбнулась уголками губ.

Неделя на море была самой счастливой в Таниной недолгой жизни: она никак не могла поверить, что можно просто ничего не делать, загорать, купаться, гулять и есть вкусности. Таню удивляла Настя, которая принимала все как должное, иногда даже капризничала, что ей скучно, или невкусно, или жарко. Тане было хорошо всегда: она с благодарностью принимала все, что ей предлагали, никогда не жаловалась и старалась доставлять как можно меньше хлопот, сделаться незаметной и слиться с морским пейзажем. Чтобы хоть как-то отплатить за оказанную ей честь, она носила на пляж и с пляжа зонтик и полотенца, бегала за водой и мороженым и старалась развлекать Настю, чтобы она меньше докучала взрослым. Хотя Таня была на девять месяцев младше, она чувствовала себя гораздо старше подруги, но относилась к ней не покровительственно, а, наоборот, давала Насте почувствовать себя старше.

– Как Настя изменилась, заметил? Словно другой человек, – заметила однажды Елизавета Петровна.

– Да уж, – отозвался Виктор, поглощенный «Аргументами и фактами».

– Не девочка, а чудо, – поддакнула баба Нюра, – Настенька-то вообще умница, – осеклась она, наткнувшись на тяжелый взгляд невестки.

Неделя быстро закончилась, пришло время возвращаться домой. Таня больше не высказывала восторгов, была задумчива и сосредоточенна.

– Ты не заболела? – обеспокоенно спрашивали взрослые. Таня заболела, заболела морем, его переменчивым настроением, легким бризом, солеными штормами и бескрайним горизонтом. С этого времени у нее появилась еще одна мечта: привезти маму на море, впитывать ее восторг и восторгаться вместе с ней.

Едва вернувшись в родное село, Таня под предлогом взять у Степановны молока, с трудом отделалась от Насти и помчалась домой. Баба Нюра только вздохнула, она-то знала, куда на самом деле спешит девочка. Маму Таня застала в том же состоянии, ничего не изменилось с момента ее отъезда. Таня вернулась с бидоном молока, еще более удрученная, чем обычно. Сделалось стыдно, что она отдыхала на море, пока родной человек пропадал. Умом она, конечно, понимала, что не в ее силах что-то изменить, это ощущение бессилия изматывало, крало силы, не давало вздохнуть полной грудью. Настя обиделась, что Таня не взяла ее с собой и демонстративно сидела на крыльце, отвернувшись в другую сторону. Раньше Таня бросилась бы к подруге, выясняя, что же случилось и постаралась бы скорее загладить свою вину, но сейчас она прошла мимо, словно не заметив Настю.

– Что это с ней? – тихонько спросила Елизавета Петровна у свекрови.

– К матери ходила, – шепотом ответила старушка, раскатывая тесто для вареников.

Елизавета Петровна почувствовала, что лучшего момента может и не будет: девочка только что наглядно увидела, какое будущее ее ждет.

– Таня, – торжественно произнесла она.

– Лиза, не сейчас, – Виктор положил руку на плечо жены, но она решительно скинула его руку:

– Нет, Виктор, сейчас, – твердо произнесла она. – И не мешай, пожалуйста. Таня, – повторила она. – Мы хотим тебе предложить поехать с нами, – сделав паузу, чтобы оценить эффект, она продолжила: – За время, проведенное с нами, мы к тебе очень привязались. Анна Николаевна стареет, да и что тебе здесь делать? – она обвела рукой вокруг. – В Москве, – для пущего эффекта она повторила: – В Москве тебя ждет совершенно другое будущее. Анна Николаевна говорила, ты мечтаешь стать врачом. Это правда? – Елизавета Петровна тщетно пыталась поймать взгляд девочки. Таня кивнула. – У тебя будет такая возможность, ты выучишься и вернешься в родное, – Елизавета Петровна не решилась произнести слово «село». – Родной, – поправилась она, – край, поможешь маме, останешься, если хочешь. Тебя ждут блестящие перспективы, – ее голос становился все торжественней. Таня наконец подняла голову и посмотрела в торжествующие глаза своей благодетельницы. Неужели господь услышал ее молитвы? – Ты будешь жить в столице нашей родины, ни в чем не будешь знать отказа, будешь ходить в один класс с Настей, – Таня перевела взгляд на подругу. Она, кажется, забыла недавнюю обиду, ее ладони были молитвенно сжаты, в глазах читалась мольба. – После окончания школы ты поступишь в медицинский, если у тебя все еще будет такое желание. – Таня открыла рот, чтобы что-то сказать, но Елизавета Петровна жестом ее остановила. – Если ты не хочешь расставаться с Анной Николаевной, то тебе и не придется: – Каждое лето вы с Настей можете приезжать сюда, а когда Анна Николаевна даст согласие, то и она поедет с нами в Москву. Мы будем жить все вместе, одной большой семьей. Тебе необязательно давать ответ сейчас, до нашего отъезда еще пять дней. У тебя есть время подумать. Вот билет на твое имя. – Елизавета Петровна протянула Тане билет, она молча его приняла и сунула в карман.

– Я обещаю подумать, – тихо произнесла она и выбежала вон из дома. Настя молча смотрела ей вслед, не пытаясь догнать. Тане хотелось остаться одной, мысли путались, от надежды и радости ее бросало в пучину отчаяния. «А что, если она станет не нужна? Ее выкинут, словно щенка? Все это так долго, а матери помощь требуется прямо сейчас. Но, с другой стороны, она ничем не может помочь». Она разрыдалась. Баба Нюра нашла ее ближе к вечеру, она знала ее укромное место, ведь именно здесь она нашла девочку пять лет назад, когда пошла за земляникой. Услышала плач, привела Таню домой, напоила чаем, да так и оставила подле себя. И ни минуты об этом не жалела, ведь девочка скрасила ее старость.

– Ну что ты, маленькая, не плачь, – баба Нюра, охая и кряхтя, опустилась рядом и обняла хрупкие плечики. – Соглашайся, внученька, соглашайся. Не каждый день такой шанс выпадает. Лизка хоть баба и вредная, но здесь я ее полностью поддерживаю. Меня не станет, с кем ты останешься? В детдом пойдешь? Так и будешь почту таскать до пенсии? А Москва – это совсем другое, там и возможности другие. Ну, пойдем, я вареников наварила, голодная, поди?