…Женя оторвалась от конспектов и задумчиво уставилась в стену. Так было тогда, много лет назад. А теперь… теперь все гораздо проще. Ей предстоит постоять не за кого-то, кто нуждается в ее помощи, а за саму себя. Она должна справиться, ведь на карту поставлена ее профессиональная честь.

Женя нашла Женьку на его излюбленном месте — в коридоре на подоконнике. Ей показалось, что он ждал ее. Ее охватило радостное предчувствие: не зря, значит, она сегодня плюнула на все дела и притащилась на репетицию.

Он смотрел на нее, не отворачиваясь, и в глазах у него не было давешней злости и неприязни.

— Здравствуй, — сказала она ему и улыбнулась.

Женька небрежно кивнул, но ничего не произнес.

— Может, поговорим, наконец?

— О чем?

— О том, для чего ты отключаешь телефон. О том, почему тебя невозможно застать дома. А еще о том, что ты делал возле института.

Его лицо вмиг точно окаменело: стало замкнутым и отчужденным.

— С чего ты взяла, что я там был?

— Любка сказала.

— Тебе какая разница? Был и был, мое дело — зачем.

— Большая. — Женя сделала шаг вперед и встала совсем близко от окна. — Женька, давай помиримся. Я тебя очень-очень прошу.

— И не проси. Защищай свой диплом, успехов тебе.

— Да не буду я у него заниматься! Я имею в виду, у Столбового.

— Не произноси при мне этого имени.

— Хорошо. Не буду. И ходить к нему на консультации тоже не буду. Честное слово. Так тебя устраивает?

Женька глядел на нее, слегка склонив голову на бок.

— Не знаю. Надо подумать.

Ей захотелось стащить его с подоконника и залепить пощечину, такую звонкую, чтобы в зале было слышно.

— Думай. — Она повернулась и стремительно пошла от него.

Перед глазами была пелена. Снова слезы — кажется, она наплакала их уже целый океан. А ему все до лампочки. Он просто издевается над ней, и никакое трудное детство не может служить этому оправданием! Нужно забыть его. Перевернуть страницу и начать с чистого листа. Ей даже в партии перед ним стоять противно, она немедленно попросит Лося, чтобы тот поменял ее местами с кем-нибудь из девчонок.

— Женя! — Она вздрогнула и остановилась. И тут же поняла, что окликнул ее не Женька, а Санек.

Он стоял у самого порога — при входе в зал.

— Жень, ты плачешь?

— Нет, я смеюсь! — Злость на Женьку требовала выхода, и он нашелся. У Жени даже ноздри раздулись от гнева.

— Ну, прости, что достаю, — мягко и потерянно произнес Санек. Подошел ближе, ласково тронул ее за плечо.

Гнев сразу улетучился, а вот слезы покатились в три ручья. Так всегда бывает, когда кто-то начинает тебя жалеть и делает это умеючи.

— Женя, ну, Женя. — Санек обнял ее и уволок куда-то в угол, подальше от любопытных глаз. Усадил на стул, дал свой платок. — Успокойся. Все будет хорошо.

— Ничего не будет хорошо! — Женя, всхлипывая, мотала головой.

— Да почему? Ну полаялись вы с Жекой, с кем не бывает. Мне Чакина рассказала, по какому поводу. Помиритесь еще сто раз.

— Не буду я с ним мириться! Он козел!

— Не хочешь, — не мирись. — Санек улыбнулся обезоруживающе. — Только не плачь. Я твои слезы видеть не могу, у меня от них зубы начинают болеть.

Женя тоже улыбнулась, хлопая мокрыми ресницами.

— Глупости. От слез зубы не могут болеть.

— Смотря от чьих. — Санек забрал у нее платок и сам осторожно вытер ее лицо. — Вот так будет лучше.

Они смотрели друг на друга и продолжали улыбаться, он — ласково и дружелюбно, она — печально.

— А если честно, есть совсем простой выход, — произнес Санек неожиданно.

— Какой выход?

— Чтобы помириться вам с Карцевым.

— Я же сказала, не хочу с ним мириться.

— Это ты сказала. А твои глаза говорят противоположное. — Санек вздохнул, но так мимолетно, что Женя не успела этого заметить.

Она молча и с ожиданием глядела на него.

— Мы ведь совсем скоро уезжаем в Курск. Неделю там пробудем. Помелькаете друг у друга перед носом, все обиды как ветром сдует. Помяни мое слово.

В сердце у Жени шевельнулась надежда. Может быть. Может Санек и прав: в конце концов — сколько месяцев Женька смотрел на нее, не решаясь подойти до той поездки в Петербург? А там за один День осмелел, да еще до какой степени.

Санек добродушно усмехнулся.

— Вижу, тебе полегчало.

— Да, спасибо. — Женя потянулась и поцеловала его в щеку.

В ответ он привлек к себе. В его объятиях было так спокойно, уютно, так надежно. Только дышалось все так же ровно, и мурашки по телу не бегали — как тогда, когда ее обнимал Женька. А жаль. Из них с Саньком получилась бы замечательная пара, и не нужно было бы решать никакие проблемы.

Женя даже глаза прикрыла, мечтая о несбыточном. А, открыв, увидела Женьку. Тот стоял в двух шагах и, скрестив руки на груди, внимательно смотрел на них. Она поспешно отодвинулась от Санька и начала приглаживать волосы.

Женька постоял еще несколько секунд и двинулся к станкам. Женя вспомнила о своем желании не стоять перед ним, решительно поднялась со стула и направилась к Лосю. Это потом, в поездке, они должны будут помириться, а сейчас они враги. Нечего ему пялиться на ее спину, пусть разглядывает Нику — та будет счастлива.

Дирижер выслушал Женину просьбу и пожал плечами.

— А в чем собственно дело, Женя? Чем вас не устраивает ваше место?

— Карцев сзади громко поет. Я сбиваюсь на чужую партию. — Она решила быть нахальной и беспардонной. Пусть о ней думают, что угодно.

— Но он же всегда стоял за вами, и вы никогда раньше не жаловались.

— А теперь жалуюсь. Тем более, предстоит такая важная поездка.

— Ладно. Так и быть. — Лось кивнул. — Встаньте правее, между Машей и Соней.

— Спасибо.

Женя подошла к станкам, кинула на Женьку уничтожающий взгляд и встала туда, куда ей велели. Она готова была поклясться, что чувствует спиной его недоумение. «Вот и стой себе один, — колко проговорила она про себя. — Я к тебе больше на пушечпый выстрел не подойду. Только, если сам на коленях приползешь».

В течение репетиции она пела во всю глотку, но, несмотря на то, что Женька теперь был далеко, до нее долетал его голос. Женя даже пожалела, что она не среди сопрано — вот оттуда уж точно ей было бы его не слыхать.

После репетиции к ней подошла Люба.

— Как мама?