Давясь дымом и гнусной вонью горящей резины, Акер и Хеммер добрались до дома и вошли внутрь. И психически и физически они полностью перешли в боевой режим. Ну, не совсем боевой: то, что сейчас произойдет, будет больше похоже на убийство, но это убийство было необходимо. Проклятые бабы. Бензоколонка им не сигнальный костер. Его люди рискуют своей жизнью, исправляя то, что натворили эти глупые суки, а они в это время отсиживаются где-то в этом доме, как паучихи в темном углу…

Погаси свою ярость. Чувство ярости отвлекает от выполнения боевой задачи, замедляет реакцию, снижает остроту восприятия. Выдави его из себя.

Полковник Хеммер заставил себя успокоиться, но намеренно оставил уголек ярости тлеть где-то на дне сердца. С этим угольком ему легче будет выполнить то, что он задумал. Жажда убийства не была частью его натуры, и он не находил в нем удовольствия. Но он ни разу в жизни не уклонился от выполнения своего долга.

После суматохи снаружи в доме было удивительно тихо. Полковник и Акер беззвучно и осторожно, как и положено опытным воинам, продвигались вперед, проверяя комнату за комнатой.

Под мокрую от пота рубашку Хеммера забрался холодок. Его почему-то тревожило, что в доме так тихо и спокойно, будто и не бушует за его стенами целый тайфун огня. Его мысли как-то сами собой обратились к выжженным в сердце воспоминаниям, в которых он заблудился в песчаной буре и потерял свою роту. Когда буря окончилась, оставив его одного в пустыне, откуда-то появился улыбающийся американский солдат и повел его в безопасное место. Но что-то в этом солдате было не так: он выглядел как американец, был одет и разговаривал как американец, но на самом деле не был им – в том единственном смысле, который только и был важен. Один перебежчик во всей американской армии – и именно он нашел Хеммера и отвел его прямо к клетке посреди пустыни, где творились такие зверства, о которых Хеммер не рассказывал ни одной живой душе. В этой клетке он увидел и ощутил на собственной шкуре все ужасы экстремизма, но не это открыло ему глаза, а американский солдат, который привел его туда.

От этих воспоминаний Хеммер содрогнулся. Он на каком-то инстинктивном уровне понимал, что этот дом, внутри которого он находился, и улыбающееся лицо американского солдата представляли собой одно и то же: под безобидной оболочкой они скрывали гнилую, сочащуюся злобой сердцевину.

Что-то в этом доме было не так, и впервые за долгое время полковник Хеммер по-настоящему боялся.

Он отмел свой страх, напомнив себе, что многие люди сочли бы, что он совершает дело. Но они еще не затвердили урок, который сам он выучил давным-давно: иногда чистое зло скрывается под маской добра, а иногда все наоборот. Даже правительство до сих пор не может этого понять. Его члены так догматически воспринимают положение о правах человека, принятое отцами-основателями сотни лет назад, что боятся предпринять единственное, до абсурда простое действие, которое немедленно устранило бы угрозу. Если кто-либо проникает в твою страну с целью ее уничтожения, ты просто захлопываешь дверь. Это так легко – но они не могут сделать даже этого. Поэтому простым американцам – любящим свое отечество, верным своему отечеству, таким как Хеммер и его люди, – приходится делать это самим. Ведь в Белом доме забыли, что отцы-основатели утвердили также, что в том случае, если правительство покажет свою неспособность защитить вверившихся ему граждан, вся власть должна вернуться к народу: «…право и долг народа… создать новые гарантии обеспечения своей будущей безопасности».

На чистой кухне Хеммер и Акер обнаружили несколько подозрительных вещей. В свете фонаря Акера были видны латунные осколки, разлетевшиеся по всему помещению. Некоторые из них застряли в покрытых штукатуркой стенах, другие были рассыпаны по кухонному столу и полу, словно маленькие, неправильной формы блестки. В воздухе чувствовался неприятный, определенно смешанный, резкий запах. На конфорках стояли пустые металлические сковороды, и на них, смердя, выгорал старый жир – но это была только часть запаха; в нем было что-то еще, неуловимое и в то же время хорошо знакомое. Только сковороды не были полностью пусты. На дне их тоже лежали латунные осколки.

– О, черт! – выругался Хеммер. Он наконец-то вспомнил, что за запах примешивается к вони, идущей от сковород: газ. Так пахло в доме его бабушки, когда на ее старой плите гасли запальные горелки. Но на этой плите они работали, да и конфорки тоже.

В одно мгновение в его мозгу все соединилось в одно. Женщин не было в доме – они давным-давно ушли отсюда. И шум, который слышали его люди, не был шумом выстрелов – пули просто взрывались в раскаленных сковородах. И по меньшей мере один осколок пробил газовый шланг.

Он ясно представил себе, как из небольших отверстий в шланге вытекают тонкие струйки горючего газа, как они собираются в плотную массу в ограниченном пространстве кухни и как эта масса медленно, неуклонно подбирается к горящим конфоркам.

И затем, неожиданно для него самого, ему не пришлось воображать то, что должно было произойти дальше.

Солдаты, воюющие с пожаром в гараже, могли быть вполне довольны собой. Когда полковник выйдет из дома, он будет рад узнать, что они почти справились с огнем. Да, небо светлело с каждой минутой, но с рассветом поднялся ветер, который тут же принялся разгонять черное дымное облако. К восходу солнца его можно будет принять за дым от большого мусорного костра.

А затем в доме что-то взорвалось, и вся задняя половина здания, будто встав на пути вдоха какого-нибудь великана, провалилась внутрь. Дом будто всосал ее. А полковник и Акер еще не вышли оттуда.

Некоторые солдаты, не успевшие оценить ситуацию, нерешительно двинулись к дому, остальные задрали голову и с ужасом смотрели в небо, где планировали поднятые в воздух взрывом горящие дощечки кровельной дранки. Одни пролетели у них над головами и упали в лесу, но другие попали в огромную бензиновую лужу, образовавшуюся на бетонном пятачке перед бензонасосами и на дороге. Когда возник пожар в гараже, солдаты бросили все силы на устранение немедленной угрозы и полностью локализовали его, набросав достаточное количество земли между гаражом и насосами, но они до сих пор еще ничего не предприняли в отношении моря бензина, разлившегося перед автозаправочной станцией. В этом состояла их ошибка.

Услышав звук взрыва, бежавшие через еще темный лес женщины остановились. От страха и от быстрого бега в неудобном, полусогнутом положении они задыхались, и, как только они прекратили движение, с них ручьем потек пот, заливая глаза и пропитывая одежду.

Они обернулись и посмотрели в сторону города, надеясь увидеть столб огня, который означал бы, что их план сработал.

– Проклятье, – тихо сказала Грейс. Что-то взорвалось, но взрыв был совсем не громкий, а возникший огонь едва виднелся в просветы между деревьями. Даже маслянистое облако от пожара в гараже начало рассеиваться. Нечего и думать, что кто-нибудь, увидев его, решит, что следует поехать и посмотреть, что случилось.

– Бензонасосы? – спросила Энни.