В рабочей комнате Родраннер впервые за прошедший час оторвал глаза от монитора. До этого он был погружен в какой-то странный кибертранс, изредка прерываемый периодами яростного колочения по клавиатуре. Он облазил всю сеть, проверяя фамилии и адреса из фэбээровского списка в надежде, что Бюро что-то пропустило. Он распечатывал информацию на принтере и давал ее на анализ Магоцци, Джино и Холлорану.

– Проклятье! Все это никуда не ведет! – уныло сказал он. – Ни одной зацепки. Если вы не обнаружите чего-нибудь такого, что я мог пропустить, то придется согласиться с агентом Кнутсеном и признать, что эти люди невинны, как новорожденные младенцы. Просто обычные люди.

Магоцци постучал пальцем по листу бумаги, который он как раз просматривал:

– Если федералы ищут молоковозы, то на этого Франклина Хеммера они должны были обратить особое внимание.

Джино сразу же зашелестел пачкой листов, которую держал в руках:

– Который тут Хеммер?

– Владелец молочной фермы.

– А, да. И каким же нужно быть психом для того, чтобы заполнять молоковозы нервно-паралитическим газом? Как мне теперь молочную кашу есть?

Родраннер нажал клавишу печати, и принтер стал извергать из себя новые порции бумаги.

– А вот это, кажется, любопытно. Я только что залез в налоговую ведомость Хеммера, и похоже, у него во владении находится около тысячи акров, разбросанных по всему округу.

Холлоран махнул своей пачкой распечаток:

– В его налоговой декларации говорится, что он предприниматель и фермер. Это объясняет тысячу акров.

Магоцци сказал:

– А списке у нас только дом и ферма Хеммера. Как получилось, что они не обыскали остальные его земельные владения?

– Объехали, наверное, на машине. Это, скорее всего, пастбища и покосные поля. Не мог же он делать газ посреди сенокосного луга. – Холлоран вздохнул и на секунду отложил бумаги в сторону. Родраннер прав. Это никуда их не ведет. Они ни на шаг не приблизились к тому, чтобы найти женщин.

Чтобы дать отдых глазам, он стал смотреть в окно. В течение последнего получаса небо постепенно светлело, будто кто-то тонкой струйкой лил на него отбеливатель.

Он посмотрел на Магоцци и подумал: «Неужели я выгляжу так же плохо?» Кожа на лице Магоцци натянулась, словно на барабане, а время его пятичасовой щетины прошло уже двенадцать часов назад, и уже трудно было понять, где кончалась его борода и начинались черные тени под глазами.

С момента выезда из Белдона они безостановочно обсуждали это дело, проработали бесчисленное количество вариантов и так ничего и не добились. Они были похожи на усталых псов, гоняющихся за собственными хвостами. Каждый кусочек добытых ими сведений ударялся, словно горох, о глухую стену. Их разочарование достигло того предела, когда начинаешь думать, что бессилен. Если они не наткнутся на Шарон, Грейс и Энни, стоящих посреди дороги в одной из мертвых зон, то окажутся там, откуда начали: у них не будет ни одной хорошей идеи, которая позволит им продолжить поиск, они будут бездействовать и мучиться от мысли о том, что женщины находятся в каком-нибудь опасном месте.

Он повернулся к окну, посмотрел на дикую землю, которую любил всю свою жизнь, и подумал, что взорвал бы каждый ее квадратный дюйм, если бы это могло помочь им найти пропавших женщин. Интересно, в каком возрасте человек перестает совершать ошибки? Он не должен был пускать Шарон на склад «Манкиренч» прошлой осенью. Он не должен был прекращать ей звонить, несмотря на то, что она не отвечала на его звонки. И уж точно он не должен был посылать ей проклятое официальное письмо с уведомлением о том, что собирается ее уволить. Обида способна сотворить с мужчиной страшные вещи. И гордость. «Гордыня шествует впереди падения, Майки». Это была одна из многих библейских цитат, которые так любили произносить мать и отец Ньюберри, когда он был ребенком. Ему понадобилось двадцать лет для того, чтобы почувствовать всю ее правду, – потому что сейчас вокруг него, безусловно, все рушилось.

И он совсем не был уверен в том, что сможет жить, потеряв еще одного помощника.

Нет, не так, черт побери! Он не был уверен в том, что сможет жить, потеряв Шарон.

Это признание, пусть даже сделанное только самому себе, положило конец его тягостным размышлениям. Он потер уставшие глаза – они слезились и размывали цвета, начавшие проступать за окном.

– Подъезжаем к мертвой зоне, – прозвучал по интеркому голос Харлея. – На этот раз она немаленькая: нам нужно объездить около пяти квадратных миль. Смотрите в оба.

Все сразу вскочили и начали пробираться в переднюю часть автобуса, где были большие окна. В это время Бонар и Харлей заметили на горизонте дымное пятно.

– Интересно, что это там горит, – сказал Харлей.

Бонар пожал плечами:

– Да что угодно. Люди здесь до сих пор сжигают мусор, да и время от времени загорается какой-нибудь древний сарай с не менее древним сеном. В последние недели стояла сушь. Может, трава горит. В любом случае это далеко от нас.

Магоцци вполуха слушал этот разговор, но в основном его внимание было сосредоточено на дороге и летящей назад местности. Было уже гораздо светлее, небо принимало тот бледно-голубой оттенок, который обычно обещает дневную жару. Мимо проносились заплаты лесов, вспаханные под пар поля, но нигде не было видно даже намека на человеческое жилье. Магоцци подумал, что, похоже, существует много причин, по которым такую местность можно назвать мертвой зоной.

Его взгляд снова и снова возвращался к серой кляксе на горизонте. Безо всякой видимой причины этот дым его беспокоил.

К тому времени, как Хеммер и Акер добрались до города, там уже было далеко не тихо. Вокруг горящего гаража Дэйла метались десятки людей со шлангами и лопатами. Внутри гаража все еще что-то взрывалось, но общими усилиями огонь удавалось держать под контролем.

Господи, сколько же вылилось бензина. Он растекся по бетонированному пятачку перед бензоколонкой и добрался до дороги, но бойцы со всей возможной скоростью забрасывали его землей. Гражданскому человеку все действия, предпринимаемые солдатами для тушения пожара, показались бы настоящим хаосом, но Хеммер видел, что этот хаос упорядочен и эффективен. Да, шуму его люди производили порядочно, но вокруг на многие мили не было ни одного человека, который мог бы его услышать, поэтому он не вызывал у полковника Хеммера беспокойства – в отличие от дымного облака.

Оно было огромным. Черный едкий дым концентрировался в маслянистую вонючую массу, растекающуюся над городом, словно невиданный, заражающий воздух рак. Непосредственно над автозаправочной станцией эта масса поднималась высоко в воздух, образуя облако, формой напоминающее цветную капусту, а ее края, словно темное смертоносное покрывало, застилающее огненную постель, стелились по земле. Скоро кто-нибудь увидит его и поднимет тревогу – если этого уже не случилось. Но они должны успеть. Последним не упрятанным в воду концом были эти спрятавшиеся в доме женщины – теперь, когда помощник шерифа мертв, они остались единственными свидетелями. Даже если кто-нибудь и появится, у них уйдет слишком много времени на то, чтобы понять, что здесь произошло. Он взглянул на часы. Два оставшихся грузовика уже приближаются к своим целям. Невинные на вид, неуклюжие громадины, на которые никто никогда не обращает внимания, они достигнут своего пункта назначения и будут мирно стоять, покинутые своими водителями, – ровно до десяти часов утра, до того момента, когда сработает автоматика и миру будет послано такое предупреждение, которое он не сможет не услышать.