По воспоминаниям длинно-машинного квартирмейстера И.И. Лычева, матросами «анархистско-эсеровского толка» были Т.В. Скребнев и И.П. Шестидесятый. Что касается остальных матросов, подписавших это письмо, то прямые указания об их принадлежности к РСДРП имеются лишь на некоторых из них. В этом же письме были опубликованы фамилии членов судовой комиссии, среди которых есть и Г.Н. Вакуленчук, в то время как этот матрос погиб 14 июня, то есть в день восстания, тогда как судовая комиссия была создана днем позже — 15 июня. Таким образом, инспирированный характер писем потемкинцсв в «Искру» очевиден. Очевидным это было еще в 1905 году для эсеровского органа за рубежом — «Революционной России». Газета назвала матросов «Потемкина» людьми «без определенных политических взглядов». В связи с этим возникла полемика между меньшевиками и эсерами, которая нашла отражение на страницах их газет. В большевистском «Пролетарии» не появилось ни одной публикации, исходившей от матросов «Потемкина». Секретарь «Пролетария» Н.К. Крупская писала в связи с этим, что «Искра» «маху не дает» и всех потемкинцев сумела переманить к себе. Таким образом, активные участники восстания фактически оказались заложниками того противостояния, которое существовало в то время между левыми партиями России. В данном случае между ними шел спор о том, благодаря усилиям какой именно партии произошло восстание на «Потемкине».

Что думали в то время по этому поводу сами потемкинцы, неизвестно. Высказался лишь один из них — Матюшенко. В заявлении, сделанном эсеровской газете «Революционная Россия», он заявил: «Я не признаю никаких партий, для меня хороши все, кто бьет это правительство, и кто его сильнее бьет, те для меня лучше… По-моему, нужно уничтожить правительство, дать рабочему народу свободу, отобрать землю и разделить ее поровну… Землю нужно переделять по душам, тогда у каждого будет столько земли, сколько он в состоянии обработать». Он же заявил в 1906 году на заявление румынской полиции, обвинившей его в анархизме, что «до анархизма нужно еще дорасти».

При этом надо понимать, что потемкинцы в подавляющем своем большинстве были неопытными и не слишком грамотными людьми. Большинство из них жили до призыва в деревнях и о большом мире имели самое смутное представление.

Даже в силу этого никаких определенных самостоятельных политических взглядов у них не могло быть.

Партийная ориентация матросов по-настоящему начала определяться лишь во время их бытия за рубежом, в основном под влиянием эмигрантов, представителей тех или иных партий. С кем матросы имели дело, кто из эмигрантской политической элиты протягивал им руку помощи, членами той партии они себя и объявляли. Поэтому контактировавшие с народниками Арборе-Ралли и Ивановским матросы и объявляли себя народниками, хотя и не до конца понимали всех нюансов их политической программы. Общавшиеся с эсерами Волховским, Савинковым, Тепловым и Чайковским объявляли, что разделяют взгляды социал-революционеров. Посещавшие лидеров анархизма Кропоткина, Сандомирского и Хоткевича, соответственно, вставали под их черно-красные знамена, как и прислушивавшиеся к меньшевикам Березовскому, Раковскому и Фельдману матросы проникались их идеями. Ну а кроме этого, потемкинцы общались еще и с легальным марксистом Поссе, старообрядцами Веригиным и Ивановым, и, наконец, с попом-провокатором Гапоном. Каждый из последних, думается, также вербовал в свои ряды новых адептов.

Сразу же после победы Октябрьской революции Г.Н. Вакуленчук был задним числом записан в большевики. С тех пор его велено называть большевиком, руководителем социал-демократической организации корабля и членом военной социал-демократической организации Черноморского флота. На могиле Г.Н. Вакуленчука в Одессе написано: «Организатор революционного восстания в 1905 г. на броненосце “Потемкин” матрос-большевик Григорий Вакуленчук». Однако каких-либо реальных документов о партийной принадлежности Г.Н. Вакуленчука и о руководстве им социал-демократической организацией на броненосце до сих пор не обнаружено, да и вряд ли будет обнаружено. Тем не менее статьи о большевике Г.Н. Вакуленчуке вошли во все советские энциклопедии и справочные издания.

Согласно сохранившимся документам, Департаменту полиции со временем стали известны имена матросов — членов некоторых политических партий. Разумеется, что подавляющее большинство из них, как и следовало ожидать, являлись не большевиками и даже не социал-демократами, а эсерами, которые были в 1905 году куда более популярны среди матросов, чем большевики и меньшевики. Это такие матросы, как: М.А. Волобуев, С.А. Денисенко, М.М. Костенко, И.В. Коченихин, А.Н. Матюшенко, Н.Т. Найденов, С.С. Родин, И.И. Солоха, А.И. Турбаев, В.Н. Хитеев и К.К. Черницын. К социал-демократам (причем без определения конкретной партийной фракции) полиция отнесла всего лишь трех — В.П. Кулика, И.А. Лычева и Б.С. Прохорова. Подтвердила полиция и анархистскую предрасположенность все того же одинокого Е.Р. Бредихина. Однако эти данные полиция получила от своих заграничных агентов несколько лет спустя после мятежа, поэтому у нас нет никаких оснований считать, что на сам момент мятежа эти матросы являлись членами именно указанных выше политических партий.

С этим согласуется и точка зрения историка Б. Никольского: «Во все времена было очень сложно замалчивать тот факт, что на “Потемкине” значительно большим авторитетом пользовались эсеры и анархисты. Не случайно стихийным главарем бунта на броненосце был анархист Матюшенко. Именно он своими буйными, непредсказуемыми действиями сорвал сроки планируемого мятежа, способствовал зверской расправе над офицерами… Почему восставшие расправились так жестоко с офицерами? Ведь не было ничего подобного при аналогичных возмущениях команд кораблей в Кронштадте и Свеаборге. Подобная зверская расправа произошла лишь в марте 1917 года в Кронштадте и Гельсингфорсе и в декабре 1917 году в Севастополе. Кто и зачем отдал этот дикий приказ об уничтожении офицеров? Обратите внимание на то, что документ о планировании возмущения на кораблях эскадры в поддержку восставшего “Потемкина” также предусматривал — “перебить предварительно начальство”. Сразу напрашивается вывод о том, что руководство обоими акциями происходило из одного Центра Сразу возникает вопрос, почему взбунтовавшейся “Потемкин” направился не в Севастополь, где его с нетерпением ждали и готовились поддержать другие корабли эскадры, а максимально возможным ходом направился в охваченную стачкой Одессу? То, что стачка в Одессе была инспирирована меньшевиками и так называемым одесским Комитетом, и чьи интересы представлял этот Комитет, нам ясно из публикации Орлицкого. То, что Комитету был нужен броненосец для воздействия своими орудиями по правительственным войскам, прибытие которых ожидалось для подавления уже начавшихся к тому моменту беспорядков, в этом тоже не возникает сомнений».

* * *

Да и как вообще возможно точно определить партийный состав матросов на кораблях, если до сегодняшнего дня историки не могут разобраться даже с определением процента революционности того или иного корабля?

Дело в том, что сама методика подсчета процента революционности на кораблях российского флота в советское время была весьма оригинальной. Автору о ней поведал его старый сослуживец по Балтийскому флоту доктор исторических наук капитан 1-го ранга М. Елизаров, который защищался именно по данной тематике. Оказывается, официально признанным считался подсчет по дисциплинарным ведомостям, которые ежеквартально отсылались с кораблей в вышестоящие штабы. Историкам было велено считать всех нарушителей дисциплины и, исходя из их количества, определять процент революционных матросов. Вне всякого сомнения, что среди пьяниц и самовольщиков вполне могли быть и идейные борцы с самодержавием, но, как показывает личный опыт тридцатилетней службы на флоте, подавляющее большинство пьет, убегает со службы и дебоширит вовсе не по идейным соображениям. Но у мужей науки считали так: коль каждый пьяница и самовольщик своим поведением объективно подрывал устои дисциплины царского флота, значит, в более широком смысле, он подрывал и устои самого царизма. Вывод: каждый из оных являлся настоящим революционером, может, даже сам того и не подозревая. А потому всех, кто пытается сложить себе мнение из вычисленных историками процентов революционности матросов на том или ином броненосце, призываю быть весьма осторожными. С таким же успехом эти проценты могут служить основанием для вычисления процента горьких пьяниц в российском флоте. Так, на том же Черноморском флоте самым революционным (по данной методике подсчета) считалась команда броненосца «Екатерина II». Однако и в июньских (потемкинских), и в ноябрьских (очаковских) событиях 1905 года она никакого участия не принимала. Почему? Да может, именно потому, что вся революционность там определялось количеством алкоголиков и дезертиров? Не обошла методика подсчета революционных матросов и «Потемкин». Известно, что еще в 1903 году на еще находящемся в постройке «Потемкине» матрос-плотник Констальский напал на боцмана Иващука и тяжело ранил его топором. Преступление, казалось бы, чисто уголовное, но и ему придали революционный окрас: раз плотник боцмана по голове топором саданул, значит, виноват боцман, так как любой боцман царского флота — заведомая шкура и сволочь и он неправильно формулировал перед плотником его трудовые задачи. Вывод: плотник Констальскии — настоящий революционный матрос, топор — оружие пролетариата, а покушение на убийство — протест против социального неравенства. Эх, если бы плотник Констальскии дожил со своим топором на «Потемкине» до июня 1905 года, вот бы где нашлось для него революционной работенки…