– Зачем ты об этом спрашиваешь?

– Я хочу это знать.

– Мне кажется, что это по меньшей мереглупо.

– Хорошо, пусть я буду глупым мужчиной,но я хочу, чтобы ты ответила на мой вопрос.

– Артур, но я же не спрашиваю тебя, коготы любишь больше, меня или свою жену?

– Тебя, – не задумываясь ответилАртур. – Только моя жена – это мать моих детей, а кто такой Ворон? Никто.Конь в пальто.

– Тем не менее этот конь вытащил меня изтюрьмы.

– И все.

– Ну это тоже не фунт изюму.

Почувствовав какой-то необъяснимый приступревности, я набрала в грудь побольше воздуха и выдала на-гора:

– А Ворон – это отец моих будущих детей.

Вспомнив, что Ворон обещал мне пожизненнуюбеременность, я замолчала и подумала о том, что это очень даже актуальнаяфраза.

– Что ты сказала?!

– Что слышал.

Как я и ожидала, на том конце проводапослышались быстрые гудки. Вот и поговорили… Мы говорим так всегда. Начинаетсявсе очень даже хорошо, а заканчивается очень даже плохо. Сам виноват. Не нужнобыло говорить мне про свою жену. За годы нашей близости я уже и так сыта ею погорло и все время ощущаю ее незримое присутствие. Что бы мы ни делали, чем бымы ни занимались и о чем бы мы ни говорили, она всегда где-то рядом… Эточувствую не только я. Это чувствует даже Артур. Я постаралась себя успокоить ивдруг дернулась оттого, что услышала свое имя.

– Таня!

Я резко остановилась и задрожала, как кленовыйлисток на ветру.

– Таня!

Посмотрев на подвал ветхого дома, я обратиласвой взгляд на темное окно и увидела там два светящихся глаза. Вглядевшись втаинственные глаза, я поняла, что не ошиблась, и хотела было броситься прочьбез оглядки, но что-то подсказывало, что и эти глаза и этот голос хорошо мнезнакомы.

– Кто здесь?

– Танюха, ты только не показывай виду,что ты с кем-то разговариваешь. Тут повсюду следят. Достань из сумочки своймобильный и сделай вид, что ты остановилась только для того, чтобы кому-топозвонить.

Именно так я и сделала. Взяв телефон в руки, япринялась нажимать на различные кнопки, хотя какое-то шестое чувство подсказываломне, что я должна опомниться и вернуться немедленно в машину.

– Ты кто? – Я и сама не знаю, чемменя так приворожил незнакомец, что я без звука подчинилась его требованиям.

– Танюш, я Петька.

– Какой Петька?

– Люськин муж.

– Вот те раз. Петька, что, и вправдуты? – От неожиданности я чуть было не выронила мобильный из рук.

– Я.

– А что ты здесь делаешь-то? Тебя жеЛюська вроде в деревню отправила.

– Да не доехал я до деревни.

– Как это не доехал? Она же тебясамолично отвезла.

– А я самолично оттуда уехал.

Почесав затылок, я попробовала объяснить себе,что это не сон, а явь, только очень запутанная, что я должна не терять здравогорассудка и реально смотреть на вещи.

– Петь, а ты чего в подвале-то сидишь?

– Танюш, ты можешь ко мне спуститься? Ятебе сейчас все объясню. Только сделать это надо быстро и в то же времяосторожно. Я же тебе говорю, что тут повсюду следят.

– А кто следит-то?

– Да так, кое-кто… Танька, посмотринаправо, только осторожно. Вон видишь, зеленая машина ползет.

– Вижу, – искоса взглянула я намашину.

Машина ехала очень медленно, так медленно, какчеловек идет прогулочным шагом.

– Сейчас, как только она за арку заедет,ты сразу спускайся в подвал. Только сразу, потому что не пройдет и минуты, какона развернется обратно.

– Петь, да что здесь вообщетворится-то?! – Я подумала, что Петька просто надо мной издевается, решилпосмеяться над женщиной, которой в данный момент совсем не до смеха. –Петь, я что-то не пойму. У тебя что, детство в заднице, что ли, заиграло? Тебечто, заняться нечем? Я сейчас Люське позвоню и расскажу, как ты в своей деревнеразвлекаешься.

– Не нужно никуда звонить, –торопливо перебил меня Петька. – Танюха, я вляпался в большиенеприятности. У меня беда. И ты мне, между прочим, не чужая. Ты у меня насвадьбе была свидетельницей и ты лучшая подруга моей жены. Я имею полное правообратиться к тебе за помощью. Сделай, пожалуйста, то, о чем я тебя попрошу.

По интонации я сразу поняла, что Петька нешутит, а говорит истинную правду и что он и в самом деле куда-то вляпался.Дождавшись, пока зеленая машина заедет за арку, я со всех ног бросилась клестнице, ведущей в подвал. Спустившись в самый низ, я открыла прогнившуюдеревянную дверь и вошла внутрь.

– Танюха, я здесь, – послышалсяПетькин голос из небольшой комнаты, которая, по всей вероятности,предназначалась для хранения картошки, а теперь, когда местные жители пересталиделать запасы (дороговато!), оказалась не у дел и пребывала в запустении.

Пройдя в полутемную комнату, куда едвапроникал свет из небольшого окошка, я увидела облокотившегося о подоконникПетьку, который еле держался на ногах и очень плохо выглядел. Он был в майке, аего правая рука была перевязана разодранной рубашкой.

– Петь, ты что здесь делаешь? –повторила я свой вопрос, с которым и спустилась в этот подвал. – Что утебя с рукой?

– Меня ранили, – дрожащим голосомсказал Петька и чуть было не заплакал оттого, что ему пришлось в этомпризнаться, и оттого, что он попал в такую ужасную историю.

– Как ранили? Кто? Как ты вообще здесьоказался? – Вопросы сыпались один за другим, и мне хотелось получитьответы как можно скорее. Но, к моему великому удивлению, Петька замолчал и немог больше произнести ни единого слова.

– Петь, ну что ты молчишь-то? Какогочерта я сюда спустилась?! Мы что, так и будем в молчанку играть?!

– Ты только поклянись, что Люська ни очем не узнает. Я ее расстраивать не хочу. Ты же знаешь, какая она у менявпечатлительная.

– Да уж, станешь тут впечатлительной.Говори, что с тобой приключилось и в какую историю ты вляпался.

– Ты не поклялась, что Люське непроговоришься.

– А кто тебя лечить-то будет, если неЛюська?! Ты что, в этом подвале по гроб жизни сидеть будешь?!