Школьники и пели, и танцевали, и декламировали, а также сыграли рождественскую пьеску. Сидя в кресле, из которого он мог наблюдать и за своей женой, и за детским спектаклем, лорд Тэвисток думал, что почему-то никогда еще Рождество не доставляло ему такого удовольствия. На лице Ребекки блуждала теплая улыбка. Дэвид же тайно размышлял, по-прежнему ли она думает о последнем удивительном Рождестве с Джулианом, о котором она начала рассказывать минувшим вечером. Дэвид, однако, отогнал эту мысль прочь.

Он подарил каждому ребенку по мячу. Он вручил их после исполнения рождественской пьесы, а граф тем временем раздавал детям мелкие монеты. Ребекка ограничилась тем, что одарила детей – и их учительницу – улыбками, похвалами и словами благодарности за их доброту, за то, что они уделили ей часть своего времени, предназначенного для собственных рождественских развлечений. Дэвид раздумывал над тем, понимает ли Ребекка, что для детей, которые собирались перейти в салон, где для них приготовили чай и щедрое угощение, это было, вероятно, самое незабываемое из всех рождественских празднеств.

Ребекка не протестовала, когда после того, как дети во главе с миссис Мэттьюз удалились, Дэвид перенес ее наверх.

– Ты должна немного отдохнуть, – порекомендовал ей муж, усадив ее на кровать. – Четвертый месяц только что закончился.

– Да, – сказала она. – Да, Дэвид, он закончился. Уже начинается пятый.

Она обычно смотрела на мужа хладнокровно, стараясь контролировать эмоции. Чаще всего невозможно было представить себе, что она думает по тому или иному поводу. Лишь изредка по ее глазам Дэвиду удавалось как-то догадываться о том, что у нее на душе.

Сейчас ее глаза блестели. Они излучали и какие-то опасения, и некоторую надежду. Ребекка хотела, чтобы Дэвид говорил не о четвертом, а о пятом месяце.

– Да, – заметил он. – Начинается пятый месяц. Точно так же, как вскоре начнется новый год. Но ты должна по-прежнему как можно больше отдыхать.

– Да, Дэвид, – согласилась она. Снова он видел перед собой покорную жену.

Как бы он хотел набраться смелости и прорваться сквозь эту завесу таинственности, которой Ребекка себя окружила. Прорваться к истинной Ребекке сквозь это холодное достоинство, сквозь эти отшлифованные за многие годы безупречные манеры. Но он опасался, что может обнаружить за ее внешней оболочкой нечто совершенно непривычное. Вдруг маска окажется лучше того, что скрывается под ней.

– Спасибо за подарок, – произнес Дэвид, прежде чем уйти.

– За шелковую сорочку, которую я сшила собственными руками? – спросила она. – Это грустный подарок. Портной сшил бы гораздо лучше, Дэвид. Но я не смогла тебе что-нибудь купить. А я благодарю тебя за твой подарок. – Она притронулась к надетой на шею бриллиантовой подвеске на золотой цепочке.

Единственный бриллиант на этой цепочке не оттеняли другие драгоценности или модные безделушки. Его не надо было как-то приукрашивать. Ребекка и не стала этого делать. Дэвид подумал, как бы она прореагировала, если бы он похвалил ее за хороший вкус.

– Если ты чувствуешь себя достаточно хорошо, – сказал он, – то я приду к тебе после обеда вместе с папой и Луизой. Возможно, мы сыграем в карты. Ты, хотела бы?

– Да, Дэвид, – ответила она. А может быть, она предпочла бы остаться одна – со своими воспоминаниями?

– Очень хотела бы, – добавила она. Он кивнул и вышел из комнаты. Она сказала то, что думала, рассуждал Дэвид. Для него это было самое чудесное Рождество, которое он только мог припомнить. А на следующий год в доме появится ребенок. Может быть, появится…

Дэвид подумал, не станет ли он искушать судьбу, если признается самому себе, что счастлив. Он и вправду счастлив… Почти… Впереди у него целая жизнь, в течение которой он мог бы сделать счастливой и Ребекку. Помочь ей забыть свое самое большое горе, помочь ей расслабиться и окунуться в отношения взаимной привязанности, снова осознать их брак как самый настоящий, позволить ей родить еще одного-двух детей. Хотя и этот ребенок, которому еще предстоит появиться на свет, принесет им обоим больше счастья, чем можно было бы в данный момент вообразить.

Так размышлял Дэвид, спускаясь вниз по лестнице. Ему сообщили, что и Луиза удалилась к себе для отдыха. «Я счастлив», – снова подумал он.

Почти счастлив…

Рождественские праздники можно было бы считать вполне удавшимися – для них обоих, хотя они откровенно и не говорили об этом. Праздники показались замечательными и Дэвиду, и Ребекке, потому что они вновь ощутили утраченный несколько лет назад дух Рождества. Так думали они оба, хотя никто из них не был уверен, что такое же чувство разделял и другой супруг. И все-таки в конечном счете не все обстояло так хорошо.

Граф и Луиза уехали в Крейборн еще на святки, в традиционный в Англии день раздачи подарков слугам, письмоносцам, посыльным. Граф с графиней стремились поскорее попасть домой, ибо приближался день, когда Луизе предстояло родить. Дэвид проводил их на вокзал и остался сидеть с ними в относительно теплом и удобном экипаже, пока они не услышали пыхтение остановившегося на путях паровоза. Тогда они вышли на платформу.

С поезда сошло несколько пассажиров. Дэвид поцеловал в щеку Луизу и помог ей войти в вагон, а потом повернулся, собираясь пожать руку отцу, но тут его остановил радостный голос одного из вновь прибывших. То были сэр Джордж вместе с леди Шерер, которые решили прервать поездку домой после рождественских праздников, проведенных в Глостере, чтобы навестить своих дорогих друзей – Тэвистоков.

Они приветствовали друг друга, прежде чем кондуктор дал свисток и поезд отошел. Луиза тепло улыбнулась леди Шерер.

– Что ж, Ребекка еще некоторое время проведет в компании друзей, – заметила Луиза. – Она так обрадуется.

– Моя жена довольно тяжело переносит вынужденное одиночество, связанное с состоянием здоровья, – спокойно разъяснил Дэвид только что приехавшим гостям, надеясь, что, может быть, они в самый последний момент изменят свои планы и снова сядут в поезд. Но рядом с ними на платформе уже сложилась небольшая горка дорожного багажа. – Ребекка будет рада повидаться с вами.

Дэвид не знал, будет ли жена и вправду этому рада. Тогда, в Лондоне, она согласилась отобедать у Шереров, и, возможно, вечер у них в гостях показался ей приятным. Ведь Шерер сердечно принял их, а Синтия отнеслась к Ребекке спокойно и по-дружески. Дэвид и Ребекка никогда не обсуждали тот вечер.

Для Дэвида же он оказался мучительным. Шерер с его шумными, развязными манерами никогда ему особенно не нравился. Ни при каких обстоятельствах Дэвиду не хотелось бы быть вынужденным провести вечер в общении с Шерером. Дэвид не желал лишних напоминаний о том, что его жизнь оказалась странным образом связана с жизнью сэра Джорджа. Отнюдь не жаждал он и общества леди Шерер, зная, какую роль она сыграла в тех драматических событиях в Крыму. Мысль об общении ничего не подозревавшей Ребекки с Синтией вызвала в нем бессильный гнев.