— Так это же было два месяца назад. Знаешь, сколько дел свалилось на меня после этого?

— Меня интересует именно дело Геста. Его брюки с кредитной карточкой в кармане обнаружились вблизи «Глениглса».

Хэкмен внимательно посмотрел на Ребуса:

— Когда мы его нашли, брюк на нем не было.

— И теперь ты знаешь почему: убийца взял их в качестве трофея.

Хэкмен оказался не дураком.

— И сколько уже жертв? — спросил он.

— Пока три. Через две недели после Геста он пришил еще одного. Те же причины смерти и небольшой сувенир, оставленный на том же месте.

— Черт возьми… — Хэкмен яростно затянулся сигаретой. — А мы-то были уверены… подонки типа Геста всегда наживают себе массу врагов. Он ведь и наркотиками занимался.

— Как я понял, дело положено в долгий ящик. И никаких зацепок?

— Мы допросили всех, кто с ним пересекался. Выяснили, где и как он провел последнюю ночь, но никаких открытий не сделали. Могу переслать все бумаги…

— Они уже у меня.

— Геста пристукнули два месяца назад. Ты говоришь, две недели спустя убийца кокнул кого-то еще? — Хэкмен дождался, пока Ребус кивком подтвердил его слова. — А еще когда?

— Три месяца назад.

Хэкмен обдумал услышанное.

— Двенадцать недель назад, восемь недель назад и шесть недель назад. Если мокрушник входит во вкус — все, подавай ему кровь все чаще и чаще. А тут что? Шесть недель, и ни одного трупа?

— Верится с трудом, — согласился Ребус.

— Если, конечно, его не взяли на чем-то другом или он сам не умотал куда-то вместе со своим бизнесом.

— Правильно мыслишь, — признал Ребус.

Хэкмен посмотрел на Ребуса:

— Так ты, значит, уже все это обмозговал?

— Потому и говорю, что ты мыслишь правильно.

Хэкмен поскреб в паху:

— Последние дни я только и думал что о телках, а тут являешься ты и сбиваешь меня с панталыку.

— Ну, извини. — Ребус каблуком вмял в землю окурок. — Я вот еще хотел спросить: нет ли чего-нибудь такого касательно Тревора Геста, что стоило бы мне рассказать — ну, чего-то такого, что застряло в мозгах?

— Угостишь холодным пивом, и мои мозги в твоем распоряжении.

В столовой стало потише, и они устроились за отдельным столиком, — но не раньше, чем Хэкмен сделал попытку представиться нескольким полисменшам, здороваясь с каждой за руку.

— Замечательно, — объявил сержант, возвращаясь туда, где ждал его Ребус. Усевшись, он еще долго потирал руки. — Опрокинем! — провозгласил он, поднимая бутылку, усмехнулся и добавил: — А неплохое название для стриптиз-клуба.

Ребус не стал разочаровывать его сообщением, что такой клуб уже существует. Вместо этого он напомнил про Тревора Геста.

Хэкмен одним махом влил в себя полбутылки лагера.

— Я же сказал, что он подонок. Из тюряги не вылезал — кражи со взломом, сбыт краденого, еще всякое такое, немного рукоприкладства. Несколько лет назад он осел здесь. Старался, насколько мы знаем, не ввязываться в сомнительные дела.

— Ты сказал «здесь», то есть в Эдинбурге?

Хэкмен подавил отрыжку.

— Я имел в виду вообще Шотландию.

— А мог ли он каким-то образом познакомиться с третьим убитым — клубным вышибалой по имени Сирил Коллер, который вышел из тюрьмы месяца три назад?

— В наших документах это имя не значится. Может, еще пивка?

— Сейчас принесу.

Ребус привстал было со стула, но Хэкмен жестом остановил его и пошел сам. Сначала он направился к столику, за которым сидели женщины, чтобы спросить, не выпьют ли они с ними. Его приглашение вызвало у одной из дам приступ смеха, который сержант счел явным и пренебрежительным отказом, а поэтому вместе с четырьмя бутылками вернулся к своему столу.

— Вот засранки, — покачал головой Хэкмен, ставя две бутылки перед Ребусом. — Надо же на что-то потратить командировочные, правда?

— Я что-то не заметил, чтобы кто-то платил за постель и пансион.

— Никто, кроме местных налогоплательщиков. — Глаза Хэкмена расширились. — Включая тебя. Твое здоровье! — Он отсалютовал Ребусу свежеоткрытой бутылкой. — Так нет надежды, что сегодня вечером ты проведешь меня по злачным местам?

— Извини, не могу, — покачал головой Ребус.

— Я плачу… Не поверю, что шотландец от такого откажется.

— И все же я отказываюсь.

— Поступай как знаешь, — пожал плечами Хэкмен. — Есть какие-нибудь предположения относительно убийцы, которого ты ищешь?

— Он охотится за отморозками. По всей видимости, находит их на сайте, который создали и пополняют те, кто от них пострадал.

— Мститель?

— Это пока только теория.

— Стопроцентно нужно копать вокруг первой жертвы. Она должна была стать первой и последней, но убийца вошел в раж.

Ребус кивнул; он и сам склонялся к подобному заключению. Проворный Эдди Айли, охотник за проститутками. Убийца мог быть сутенером или бойфрендом… выследил Эдди при помощи сайта «СкотНадзор», а потом уж пришел к мысли: а почему, собственно, не продолжить?

— Тебе что, и впрямь так неймется найти этого парня? — спросил Хэкмен. — Лично во мне борются два чувства… мне кажется, он на нашей стороне.

— Не веришь в то, что человек может измениться? Все убитые отсидели свои сроки и не обнаруживали никакой склонности к рецидиву.

— Ты еще о покаянии расскажи. — Хэкмен состроил такую мину, будто собирается плюнуть. — От этой приторной лабуды меня всегда на рвоту позывало. — Посмотрев на Ребуса, он спросил: — А чего ты смеешься?

— Приторная лабуда — это из песни «Пинк Флойд».

— Серьезно? От них меня тоже всегда на рвоту позывало. Предпочитаю что-нибудь душевное, от чего цыпочки млеют. А наш Трев, похоже, по части женского пола был не дурак.

— Тревор Гест?

— Питал симпатии к молоденьким, судя по подружкам, которых мы разыскали. — Хэкмен фыркнул. — Поверь, будь они чуть-чуть младше, пришлось бы беседовать с ними не в комнате для допросов, а в детском саду. — Его так развеселила собственная шутка, что он с трудом проглотил пиво, которое отхлебнул из бутылки. — Лично я предпочитаю иметь дело с подружками более зрелого возраста, — наконец произнес он, облизываясь и словно витая в мечтах. — На последней странице этой вашей местной газеты полно объявлений, где женщина называет себя «зрелой». Как думаешь, в каком возрасте они начинают себя такими считать? Я ж все-таки не геронтофил…

— Гест напал на девушку, которая сидела с ребенком, правильно? — спросил Ребус.