И все же, все же, все же… Конечно, производство органических продуктов глубокой переработки (как те, что съел я) оставляет в нашем мире глубокие следы. Но множество рабочих, заготавливающих овощи на органических фермах и ведущих на убой органических Рози, не сильно отличаются от работников обычных промышленных ферм. Органические цыплята живут не намного лучше, чем обычные, площадки интенсивного откорма скота выглядят одинаково, независимо от того, поставляются на них органические корма или нет. Что касается коров, которые произвели молоко для нашего мороженого, то они, скорее всего, неплохо провели время на открытом воздухе и на реальном пастбище (я знаю, что компания Stonyfield Farm покупает большую часть молока на небольших фермах), но на этикетке органического молока этот факт никак не отражен. Органические фермы, которые я посетил, не получают прямых субсидий от федерального правительства, но зато их поддерживают местные налогоплательщики – в частности, тем, что субсидируют поставки воды и электричества, как в Калифорнии. Так, завод-холодильник площадью 200 000 квадратных футов (18 580 квадратных метров), в котором моют и расфасовывают салат, платит за электроэнергию вдвое меньше обычного, потому что компания Earthbound зарегистрирована как фермерское хозяйство.

Но, пожалуй, больше всего меня расстраивает тот факт, что на производство моей промышленной органической еды тратится примерно столько же ископаемого топлива, сколько и на ее обычные аналоги. Спаржа прилетела ко мне на «Боинге-747» из Аргентины; ежевику доставили на грузовиках из Мексики; салат, температура которого поддерживалась на уровне 2,2 градуса по Цельсию с момента сбора в Аризоне (куда Earthbound каждую зиму переносит всю свою деятельность) до того момента, когда я с ним вышел из дверей супермаркета Whole Foods… Пищевая промышленность сжигает почти пятую часть всей нефти, потребляемой в Соединенных Штатах (примерно столько же, сколько все автомобили). Сегодня эта отрасль тратит от семи до десяти калорий энергии ископаемого топлива, чтобы доставить одну калорию пищевой энергии на тарелку американца. Да, на органических фермах не вносят удобрения, изготовленные из природного газа, и не распыляют пестициды, изготовленные из нефти. Но на промышленных органических фермах часто пускают на ветер больше дизельного топлива, чем на обычных, – это происходит из-за того, что в сельской местности приходится перевозить горы компоста и пропалывать поля. Но особенно энергоемкими являются процессы дополнительного полива (чтобы прорастить сорняки перед посадкой нужной культуры) и дополнительной прополки. Все знают, что при выращивании органических продуктов используется примерно на треть меньше ископаемого топлива, чем при выращивании обычных, но вместе с тем прав Дэвид Пиментел, когда говорит, что эта экономия исчезает, если компост не производится на месте или где-то поблизости.

Меньше всего энергии тратится собственно на выращивание растений; на фермах потребляется лишь пятая часть общего количества энергии, направляемой на то, чтобы нас прокормить. Вся остальная энергия тратится на переработку продуктов и на перемещение их в другие места. И если судить по количеству топлива, потраченного на доставку продуктов с фермы к моему столу, то мой «органический ТВ-ужин» от Cascadian Farm или свежий салатный микс от Earthbound Farm не более экологичны, чем обычный «ТВ-ужин» и обычный салат.

Но, правда, мы ели его не в машине…

Наконец: нет ли внутренних противоречий в термине «промышленная органическая пищевая цепь»? Трудно избежать вывода, что такое противоречие есть. Конечно, вполне можно жить и с противоречиями (по крайней мере, некоторое время), а иногда это бывает необходимо и даже целесообразно. Но, рассуждая так, мы должны знать, какова цена наших компромиссов. Основоположники органического движения вдохновлялись желанием найти способ прокормить себя в соответствии с логикой природы, построить систему производства продуктов, похожую на экосистему, источником плодородия которой является энергия Солнца. Все другие системы питания были объявлены «неустойчивыми», «несамоподдерживающимися». Это слово настолько затерлось от постоянного употребления, что мы почти забыли, что оно значит, а значит оно конкретно вот что: рано или поздно такая система должна рухнуть. Фермеры преуспели в создании новой пищевой цепи на своих фермах; проблемы начались, когда они столкнулись с ожиданиями посетителей супермаркетов. Как и во многих других случаях, логика природы ни в одной точке не пересеклась с логикой капитализма, в котором дешевая энергия всегда считалась данностью. И вот вам результат: сегодня органическая пищевая промышленность оказалась в самом неожиданном, неудобном, да и в самом неустойчивом положении – она плавает по пересыхающему морю нефти.

Для человека одно из самых любимых произведений природы – это трава, вместе с тем человеку так трудно ее рассмотреть. Конечно, ее достаточно легко увидеть в целом, но что вы видите, когда смотрите на траву? Конечно, ее зеленый цвет. Возможно, волны, которые пробегают по ней под порывами ветра. Но все это абстракции. Трава для нас это скорее не предмет, а фон для более заметных компонентов пейзажа – деревьев, животных, зданий. Сама по себе она скорее контекст, чем субъект. Почему? Может быть, это связано с различиями в масштабах? Где мы и где бесчисленные крошечные сущности, которые образуют луг? Может быть, мы просто слишком большие, чтобы в деталях разглядеть, что там происходит?

Любопытно, что мы чаще уподобляем траву тому, чем она не является, – я имею в виду лес. Да и себя чаще сравниваем с деревом, чем с травинкой. Когда поэты сравнивают людей с травой, они обычно хотят показать их смирение, выбить основу из-под индивидуальности или напомнить о нашей экзистенциальной ничтожности. Каждый клочок травы сформирован из множества крошечных и потому почти неразличимых компонентов. При ближайшем рассмотрении он даже наполовину состоит не из трав, а из бобовых культур и широколистных растений многих видов. Тем не менее в нашем восприятии трава сливается в однообразную массу, в более или менее лохматое поле одного цвета. При любом подходе к траве считается, что она должна вести себя так, чтобы было удобно – иначе зачем мы с таким трудом ее косим? Стрижка газона только добавляет траве абстрактности.

Совсем не так выглядит трава с точки зрения коровы или, прошу прощения, фермера-луговода типа Джоэла Салатина. Когда одна из его коров ступает на новое пастбище, она не видит зеленого цвета; она даже траву не видит. Но зато уголком своего коровьего глаза она замечает изумительный пучок белого клевера с изумрудно-зелеными листиками в форме сердечка. А вот там, впереди, бьют из земли травяные фонтанчики голубоватой овсяницы… Эти две сущности для коровы столь же различны, как для нас различны ванильное мороженое и цветная капуста – два кушанья, у которых нет ничего общего, кроме цвета… Вот корова открывает рот с мясистыми влажными губами, вот ее длинный шершавый язык, словно канат, обвивается вокруг кустика клевера… Вот с приятным хрустом рвется зелень, наполняя рот самыми свежими листочками с верхушки растения… в конце концов корова доберется и до овсяницы, и до многолетней ежи, да и немногочисленные сорняки подчистит – но не раньше, чем доест свое «мороженое» из клевера всюду, где только сможет его найти.