— Они хотят его поймать — напрасно надеются. Преподобный Блессет опустился на пол и уселся прямо на сцене. Пока его паства покидала церковь, он так и сидел в своем перепачканном и отвратительно пахшем костюме и смотрел на свои руки. На проигрывателе продолжал крутиться диск, и из динамика доносились размеренные щелчки: “Щелк, щелк, щелк…” Вечер выдался очень жарким и влажным. Мы катили домой по пустынным полутемным улицам. Тишину нарушала только мерная симфония насекомых, трещавших в деревьях и кустах. Меня все время не покидало ощущение, что из ветвей за нами следит Люцифер. Теперь, когда он наконец получил свободу, никакая на свете сила не могла загнать его обратно в деревянный ящик. Один раз мне показалось, будто я снова слышу запах пылающего креста, дым от которого вился над крышами домов. Но я, наверное, ошибался — должно быть, кто-то просто жарил сосиски на жаровне в своем саду.

Лето, как и все прошлые и будущие, катилось под уклон. Преподобный Блессет попытался продолжить священный поход против “Бич Бойз”, но не преуспел в этом. Он организовал лишь около полудюжины писем в “Журнал” от читателей с требованием запретить трансляцию песни по радио. Пар из машины преподобного оказался выпущенным. Возможно, причиной были длинные и ленивые июльские дни; может быть, внимание было привлечено к тайне горящего креста перед домом Леди; или, может быть, люди наконец специально сами послушали знаменитую песню и составили о ней собственное мнение. Так или иначе, жители Зефира поняли, что склочная кампания, затеянная преподобным, не имела под собой ничего серьезнее истерических и надуманных обвинений Все закончилось и вовсе неловко: мэр Своуп неожиданно нанес визит в Свободную церковь и потребовал от Блессста прекратить пугать людей демонами, которых не существует нигде, кроме как в голове преподобного. Что касается Люцифера, то его видели после этого очень многие — он скакал по ветвям деревьев то тут, то там. Банановый торт, остывавший на окошке Сони и Катарины Гласс, непонятным образом оказался разоренным. Раньше я бы сказал, что без Брэнлинов тут не обошлось, но последние недели Брэнлины залегли на дно и вели себя очень тихо. В то же время, с другой стороны, область обитания Люцифера находилась от земли на больших высотах. Ему ни к чему было вести себя тихо. Несколько человек из пожарной команды и добровольцев под командованием шефа Марчетте предприняли попытку изловить Люцифера в сеть, но все, чем увенчались их старания, — это фонтан обезьяньего кала, обильно украсивший их одежду. Люцифер имел верный глаз спереди и отличный напор сзади. Посмеиваясь над незадачливыми ловцами, отец сказал, что это самый лучший из известных ему способов самозащиты, но мама заметила, что от одной мысли о бегающей по городу обезьяне ей становится дурно. В течение дня Люцифер особенно не высовывался, держался тихо, но с наступлением ночи приходила его пора. Его дикие крики из крон деревьев были способны поднять спящих даже на Поултер-хилл. Не раз и не два за ночь можно было услышать там треск ружейного выстрела: это означало, что кому-то наконец надоел шум и гам, поднятый Люцифером. В Люцифера стреляли раз двадцать, но не сумели даже задеть. Ему везло, он так и не поймал пулю. Результатом ночной пальбы был собачий лай, поднимавшийся на весь городок по меньшей мере на полчаса, после чего заснуть оказывалось вовсе невозможно. Не прошло и недели, как совет Зефира принял постановление, запрещавшее ружейную стрельбу в пределах города после восьми вечера. Вскоре Люцифер научился колотить палками в мусорные баки, причем особенно полюбил заниматься этим рано поутру, примерно между тремя и четырьмя часами. Он не притронулся к грозди отравленных бананов, которая была специально положена под куст мэром Своупом, и с презрением обходил любые ловушки. Он полюбил оставлять свои коричневые росписи на свежевымытых автомобилях; а в одно прекрасное утро, свалившись с дерева прямо на голову мистеру Геральду Гаррисону, он испугал его так, что выбил из уха нашего доблестного почтальона серную пробку. Потом мистер Гаррисон рассказал моему отцу, как все было: по его словам, он сидел на своем крыльце, покуривал сигарету в пластиковом мундштуке и баюкал свое подвязанное левое ухо, которое сутки как ужасно стреляло.

— Жалко, что при мне не было ружья, а то я бы его обязательно подстрелил, этого маленького ублюдка, — продолжил мистер Гаррисон. — Но он быстрый, чертенок, нужно отдать ему должное. Жахнул меня по макушке и был таков, только задница и мелькнула. Готов поклясться, что это самый шустрый зверек, которого я в жизни видел. Мистер Гаррисон улыбнулся и покачал головой.

— Что за времена настали: нельзя днем спокойно пройтись по улице, того и гляди тебе сверху на голову чертова макака свалится.

— Думаю, что недолго ему осталось гулять на свободе, уж очень он всем надоел, — подал голос отец.

— Не знаю, — задумчиво ответил мистер Гаррисон, пыхнув дымком и глядя, как голубое облачко тает в воздухе. — Знаешь, что я думаю, Том?

— Что?

— Эта чертова обезьяна не просто зверь, в ней сеть что-то еще. Что-то сидит в ней необычное, дьявольское, “от что я думаю.

— С чего ты взял?

— А вот с чего. Смотри: отчего эта обезьяна так и осталась жить в Зефире? Почему она не ушла устраивать переполох в Братон?

— Не знаю, — ответил отец. — Я об этом даже не думал.

— Я скажу тебе почему, — объяснил мистер Гаррисон. — Наверняка тут не обошлось без этой бабы.

— О ком ты говоришь, Геральд?

— Перестань, Том, ты же знаешь. — Мистер Гаррисон мотнул головой в сторону Братона. — Это она наслала на нас эту дрянь. Она, их королева.

— Ты имеешь в виду Леди?

— Точно. Ее самую. Сдается мне, что она наслала на нас какое-то проклятие, из-за того.., ну, в общем.., ты понимаешь.., из-за того, что недавно случилось.

— Из-за сожженного креста? — закончил отец.

— Угу. Мистер Гаррисон отодвинулся в тень, потому что солнце добралось до его коленей.

— Она устроила какой-нибудь ритуал, свое вуду-шмуду, вот что я думаю. И теперь никто не сможет изловить эту проклятую обезьяну, а это не правильно, тут точно дело нечисто, говорю тебе, Том. Прошлой ночью эта тварь орала у меня под окнами словно баньши. Линду Лу едва удар не хватил.

— В том, что обезьяна гуляет по городу, виноват один преподобный Блессет и никто другой, — напомнил отец мистеру Гаррисону. — Леди к этому отношения не имеет.

— Но ведь и в этом нельзя быть до конца уверенным, верно? — Мистер Гаррисон стряхнул пепел в траву и снова вернул мундштук в рот. — Мы ведь не знаем, какая сила ей подчиняется. Клянусь, Клан правильно взял ее на заметку. Нам здесь эта негритоска не нужна. Ни она, ни ее петиции.

— Я не желаю иметь ничего общего с Кланом, Геральд, — сказал отец. — И поджигать кресты я всегда считал ниже своего достоинства. По-моему, это удел трусов. Услышав это, мистер Гаррисон тихонько усмехнулся, из его полуоткрытого рта выскользнул клубочек дыма.

— Не знаю, есть ли вообще в Зефире Клан, — отозвался он. — Но кое о чем я недавно слышал.