Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Интересно, для чего это все устроили? Грозу, дождь. Точнее, для кого? — спрашиваю я, накручивая локон каштановых волос на палец.
— Для Катона и Цепа, — отвечает она, не задумываясь. — У Лисы наверняка есть, где спрятаться. А Мирта… она собиралась меня мучить, но тут… — она останавливается. По ее взгляду видно, что она совсем не хочет вспоминать ту историю, поэтому я решаю показать ей, что не вижу в этом ничего страшного, хотя на самом деле чувствую огромную вину за то, что ей пришлось убивать ради меня.
— Я знаю, что Мирта погибла. Ты ее убила?
— Нет. Цеп проломил ей голову камнем.
У меня будто камень с души падает. Мстить будут не нам. Есть еще немного времени перед финальной битвой, а вот с кем она состоится: с Цепом, Катоном или, ни дай Бог, с Лисой, — покажет время. Не очень-то нормально мечтать, чтоб они просто убили друг друга, да? Все равно мечтаю, хотя и понимаю, что сухими из воды мы не выйдем. Но это будет точно не сегодня.
— Хорошо, что ты ему не попалась, — у меня перед глазами встает образ из недавнего кошмара: Цеп становится огромным медведем и несется на Китнисс.
— Я попалась. Он меня отпустил.
По моему взгляду Китнисс понимает, что без объяснений тут не обойтись, и начинает рассказывать свою историю почти с первого дня на арене.
Вначале она перестала доверять мне, потому что видела, как профи разгуливали по лесу и убили девушку возле костра. Точнее она думала, что я ее убил, но я объясняю, что все не так. А потом следовал рассказ о Руте. Она увидела ее в ту ночь, когда Катон со своей компанией загнали ее на дерево. Именно эта малышка подала Китнисс идею скинуть на нас улей, но она даже подумать не могла, что осы нанесут ей такой вред. После того, как улей был сброшен, она почти ничего не понимала, но помнила, как я кричал ей уходить. Вот тогда она и задумалась над тем, что я, возможно, не такой уж и предатель. Потом она подробно расписала мне, как взорвала припасы и оглохла от взрыва на одно ухо. А когда Китнисс рассказывала о том, как погибла Рута, на ее глазах выступили слезы, я собирался успокоить ее, но она жестом показала мне, чтобы я дал ей закончить.
Китнисс сказала, что убила Марвела, но он успел убить Руту. Мне было совсем не жалко его, ведь он ненавидел меня больше всех остальных. Ну а дальше она сразу перенеслась к пиру. Оказалось, что Цеп услышал, как Мирта говорила что-то о Руте, и решил, что это она убила малышку с его дистрикта, поэтому и проломил ей череп. Ну а Китнисс он не тронул, потому что она успела рассказать ему, что убила Марвела и оставалась с Рутой последние минуты ее жизни.
— Он отпустил тебя, потому что не хотел оставаться в долгу? — наконец спрашиваю я.
— Да. Ты, возможно, не поймешь. У тебя было всегда всего вдоволь. Если бы ты жил в Шлаке, мне бы не пришлось тебе объяснять.
Меня задевает ее замечание.
— Да и не пытайся. Что уж там. Куда мне понять своим умишком.
— Это как с тем хлебом. Наверное, я всегда буду помнить, что тебе должна, — она смотрит на меня взглядом полным благодарности, а я только лишь удивляюсь, что девушка не возненавидела меня за этот жалкий поступок, а считает себя должницей! Возможно, моего умишка в самом деле не хватает, чтобы это понять.
— Ну, думаю, теперь-то уж о нем можно забыть. После того, как ты воскресила меня из мертвых, — но она будто не замечает того, что я ей сказал, и продолжает раздумывать над тем днем.
— Ты ведь даже не знал меня. Мы никогда не разговаривали… И вообще, первый долг всегда самый трудный. Я бы ничего не смогла сделать, меня бы вообще тут не было, если бы тогда ты мне не помог. И с чего бы?
— Сама знаешь с чего… — она улыбается в ответ и сжимает мою руку.
— Так значит, Цеп и Катон, да? — перевожу тему, потому что начинаю краснеть, а от такого взгляда Китнисс сердце колотится как бешеное. — Наверное, будет нескромно надеяться, что они одновременно прикончат друг друга?
Китнисс от моей шутки только мрачнеет.
— Мне кажется, Цеп — славный парень. В дистрикте-12 он мог бы быть нашим другом.
— Если так, пусть лучше его убьет Катон.
Звучит ужасно, но Китнисс кивает в ответ, ведь она морально не сможет убить его, а физически нам даже вдвоем не хватит на это силы.
А потом я поворачиваюсь к ней, чтобы сказать, что все лучше, чем звучит со стороны, ведь мы вместе и можем вернуться домой, но замечаю тоненькие ручейки слез на ее щеках.
— Что с тобой? Очень больно?
— Я хочу домой, Пит, — она смотрит на меня, а из глаз у нее текут слезы. Я целую ее в лоб и говорю:
— Ты поедешь домой. Обещаю.
— Я хочу прямо сейчас…
— Знаешь что, — говорю я, заправляя прядь выбившихся волос ей за ухо, — ты сейчас заснешь, и тебе приснится дом. А потом оглянуться не успеешь, как будешь там на самом деле. Идет?
— Идет. Разбуди меня, если надо будет покараулить.
— Не беспокойся. Я хорошо отдохнул благодаря тебе и Хеймитчу. Так что теперь твоя очередь отдыхать. И потом, кто знает, сколько еще это продлится?
Она кивает, закрывает глаза и уже через пять минут засыпает. Сижу около нее и внимательно смотрю на проход в пещере. Из-за дождя ничего не видно и не слышно, и это играет нам на руку. Ведь, если мы не видим выход, значит, кто-то может не заметить вход.
Мне теперь очень спокойно. Я почти здоров и смогу защитить Китнисс, если понадобится. Она спит возле меня, свернувшись калачиком. Катон сейчас, скорее всего, разыскивает Цепа. По крайней мере, я на это надеюсь. Да и вообще из-за дождя мне как-то спокойно. С детства я дождь люблю, у меня всегда возникает чувство, что пока с неба льется вода — не случится ничего плохого.
Глажу Китнисс по плечу и замечаю какой-то клочок бумаги, торчащий из кармана моей куртки. Достаю его. Это записки