Крестьяне не помнят прошлого — слишком много прошло времени. Но сапоги и гимнастерки, снятые с трупов, еще носят.

Крестьяне жадны до добра во всем мире.

И тот и другой говорят: надежды быть не может. Я и сама понимаю, что раз перешли Днепр, то где может быть Боря? Логически все ясно, в лучшем случае убит. А может быть, замучен и расстрелян, может быть, покончил с собой. Это все так ужасно, что до сознания не доходит. Я понимаю, что Бори нет.

Вчера была в военной комиссии. Там удивляются, что ни от кого из писателей ничего нет. Русские в плену, так я думаю, а евреи погибли. Убит Ставский[180]. Кирсанова все же отослали на фронт.

Здесь очень неуютно.

Савы у Лидиных.

Никому не завидую и себя не жалею, только плохо, что так случилось. Я не знала, что вся в Боре. Вот оно. Что же делать? Как жить?

8 декабря.

Очень давно не писала. Все новые и новые письма и рассказы о гибели евреев.

Кончилась конференция в Тегеране[181]. Все говорят о скором мире. На фронте хорошо, а потому цепляются за мелкие неудачи. Сильная бомбардировка Берлина. Илья уехал вешать немцев в Харьков[182].

Хацревина умирает от рака.

Ходят просить у меня рукописи Бориса. Зелинский[183] пишет о нем. Все как о погибшем. Так оно и есть. Ты должна наконец это понять. Но я не хочу, даже если бы увидела, и то не поверила бы.

Через три дня сюда въезжают, и мы с Углем должны выехать. Куда?

13 декабря.

В трамвае вожатый говорит женщине с детьми: «Всех мужей поубивали, а дети все родятся и родятся».

Волна страшных писем. Женщина с восьмилетним сыном бежала из гетто, спаслась у партизан, там работала связисткой, наконец они выбрались, и мать говорит ребенку: «Стоит жить, раз мы увидим папу». За это время папа женился. Киевлянка — молодая математик, получившая много премий еврейка, потеряла за войну мужа и брата. Сына брата усыновила. Теперь Украинская академия возвращается в Киев, но еврейку отчислили (по национальности) и оставили в Уфе с тремя иждивенцами: контуженная сестра, старуха-мать и мальчик.

Была у Мазовера — материал о собаках на фронте.

Хацревиной не дают умереть в больнице — ее выписывают.

Олег Эрберг мобилизован рядовым. Волнения с Пленумом писателей. Тихонов[184] стал чинушей. Плохие отношения с союзниками — Польша. Страх за мирное время, особенно у евреев: уже в университетах ограничения для евреев. Мальчик Альтмана[185] затравлен в школе. Есть предложение писать историю партизанского отряда. Хандра — мое нормальное состояние. Алигер любит, забывает, рожает, пишет, получает Сталинские премии и лимит и все же несчастна. Таня Литвинова абсолютно счастлива. Дело характера. Без тебя я начала работать, без тебя, быть может, из меня что-то получится, а главного-то — и нет. Для кого? Холодно и мрачно. Осторожно, свежевыкрашено…

14 декабря.

Живу в гостинице, от Ромма[186] выгнали.

Сводка: взяли Черкассы, оставили Радомысль.

Уголек у Раи-Нины. Работаю на хронике. У мамы портниха, за 900 рублей дошивала шубу и не кончила ее.

27 декабря.

Вчера было десять лет нашей свадьбы! И никаких перемен. Я на Лаврухе. Одна в разрушенной квартире. Все в известке. Течет крыша, выбиты стекла. Так я и знала: наступит момент, когда не смогу покончить с собой. Боже, как страшно. Теперь мы все знаем, на что способны немцы. Сегодня видела Михоэлса[187] Он рассказывал об Америке — тоже фашизм. Гитлер победил — культура кончилась.

9 января.

Очень давно не писала, хотя событий масса. Я живу в нашей квартире. Видно, так устала от всего, что довольна, что одна. Я остародевилась, ничего не поделаешь. C’est la vie.[188]

На фронте блестяще: сегодня стреляли по освобождению Ленинграда из кольца. Очень часто салюты. Два международных события: статья Заславского[189] «Вилки мутит воду» и «Утка из Каира» от нашего уточного корреспондента. Как будто это в связи с Польшей. Мы уже перешли старую польскую границу. Идем на запад. Настроение: скоро развязка. Мама в новой квартире. Сыро, но устраиваются, заводят сорокинский уют.

Надя Капустина была у Васьки Сталина[190] в гостях. Пьяно.

В Союзе писателей волнение: Тихонов, Поликарпов, новая династия. Каждый гадает: будет ли ему лучше.

Был Мунблит. Все та же тема: «О создании великого в литературе». Жалко его.

Получила премию. У меня много денег, но нет туфель, чулок.

Илья мрачен и недоброжелателен.

24 января.

Каплер получил пять лет[191].