– «Я бы на твоем месте их самих боялся, – ворчал Альберт, который, будто на Земле дел мало, звонил чуть не в каждый перерыв между исповедями. – Нет никакого смысла связываться с тобой и твоим Богом, когда у них есть князья. Арчи, они психи! Они ненормальные и опасные».

И ведь договаривались же не спорить об этом. Точнее, младший никогда ни о чем таком не договаривался, это Артур старался избегать разговоров о христианстве. Так повелось еще с Единой Земли: стоило задеть эту тему, как они с Альбертом полностью переставали понимать друг друга. Говорили на одном языке, но не могли друг друга услышать. Люди выбирали между возможностью стать как боги и возможностью вернуться к Богу, для Артура выбор был очевиден.

Для Альберта тоже.

К счастью, сейчас у Артура не было ни времени, ни сил на то, чтобы спорить. А то опять разругались бы вдрызг, а из Ифэренн к младшему с коробкой конфет мириться не придешь. Далековато.

В последний день, ближе к вечеру, Тагар посетила Рена. Пришла пешком в компании двух больших рыжих собак. Если у нее и были телохранители, то этим вечером никто из них не сопровождал правительницу. А скорее всего, их просто не было. В Кареште Рене не грозила никакая опасность, а за пределами города телохранителями могла стать любая из ее боевых стай.

Весть о том, что Рена изменила маршрут ежедневной прогулки, разлетелась по Тагару задолго до того, как правительница вошла в поселок. Артур встретил ее на маленькой площади перед храмом, Себеста и Марийка болтались поодаль, делая вид, что оказались здесь совершенно случайно. Демон развоплотился и делал вид, что его вообще нет. Всем было ужасно интересно. Кроме Артура. Тот думал, что дела на сегодня закончены, и собирался остаток вечера и ночь провести в молитве, отдохнуть перед завтрашним таинством. Любопытства у него хватало лишь, чтобы лениво размышлять о том, что он уже нарушил все традиции всех конфессий, и, видимо, завтра будет нарушать те, которые еще и не придуманы.

– Я хочу исповедаться, – сказала Рена, – и креститься завтра вместе со всеми.

Артур себя почувствовал так, будто в позвоночник воткнули пару электродов. Усталость как рукой сняло, но изумился он так, что засомневался, не начались ли галлюцинации.

– Я хочу спастись, – произнесла Рена терпеливо, – у меня есть шанс спасти свою душу, и я хочу им воспользоваться.

Упыри-эмпаты становятся очень неприятным явлением, когда ты чувствуешь себя идиотом. Гораздо приятнее иметь дело с эмпатами, чувствуя себя властелином мира или хотя бы кем-то, у кого есть мозги, чтобы думать.

– Ренатир я отдам тебе, – продолжила упырица, пока Артур пытался перестать думать об эмпатах, – с тобой останутся шестеро моих социалов и все боевые стаи. Сорок шесть вампиров, на которых ты можешь положиться.

Она знала, что крещение – это смерть. Еще она знала, что крещение – это начало новой жизни, вечной жизни. Для упырей, в отличие от людей, эта новая жизнь должна была начаться сразу на Небесах. Артур верил, что так и будет, но он представить не мог, что есть упырь, который верит так же. Упырь, который не боится уничтожения своего тела.

– Пойдемте тогда, – Артур чуть было не предложил правительнице руку, но вовремя вспомнил, что мертвецы не одобряют прикосновений, – исповедальня для вампиров у меня дома.

– Они все хотят креститься завтра, – сообщила Рена следующую новость, едва не вогнавшую его в ступор, – все, кто приходил к тебе на исповедь. В моем случае это связано с большим количеством формальностей, поэтому я предупредила заранее. Об остальных ты узнал бы только завтра. Тебе не страшно, рыцарь? В твоих руках их жизнь.

– Нет, не в моих. Вы же отдадите души Богу.

Страшно, действительно, не было. Артур, правда, предпочел бы, чтоб люди не видели, как будут крещены упыри. Но, с другой стороны, этим людям Ласка пересказывала истории из Ветхого Завета, а кто-то уже и сам прочел Писание. После этого чтения увидеть, как кто-то сгорает заживо во славу Божию, не такое уж испытание для нервов.

Крещения ждали как праздника, к нему готовились как к празднику, и этот день, едва начавшись, стал казаться особенным. С самого утра, с голубого снийва, который по какой-то неведомой прихоти природы оказался пронизан золотыми нитями. Небо отражалось в реке, и вода тоже стала синей и золотой, а еще в ней отражались цветные палатки, пестрые флажки, воздушные шары и нарядные люди. Упыри, сосредоточенные и серьезные, праздничной атмосферы не нарушали. Даже те, кто приехал из княжеств, уже привыкли воспринимать их как защитников, гарантию безопасности, и чем серьезней упыри выглядели, тем надежней казались.

Марийка, Демон и Себеста устроились на крыше дома Артура. Дом стоял ближе всех к храму, прямо через реку от него, на пригорке, так что с крыши просматривался весь берег аж до самой Карешты. Демон сказал, что Альберт тоже здесь, но никто больше его не видел. Все трое по десять раз уже спросили друг у друга: «нервничаешь?» и десять раз заверили, что нет.

– Спокойны, как мертвые, – ядовито прокомментировала Марийка, когда вопрос и ответ прозвучали в очередной раз. – По-моему, мертвяки сегодня больше всех дергаются. О, смотрите, смотрите, Артур весь золотой! Сейчас начнется, да?

О порядке совершения таинства они знали, Артур проводил инструктаж. В основном для вампиров, которые обеспечивали безопасность, но и для всех, кому интересно, тоже. Про золотое сияние он, правда, не говорил, но он о нем и не знает; Альберт объяснял, что Артур понятия не имеет ни о том, что у него нимб есть, ни о том, что он иногда светится. А если сказать, не поверит, так что лучше и не пытаться.

– «Воду святит», – подал голос Альберт.

Марийка вздрогнула от неожиданности, Себеста хмыкнул и сказал:

– И тебе доброе утро.

– «Доброе, не вопрос, – Альберт сделал паузу, – он сейчас экзорцизм начнет читать. Все готовы?»

– Я-а… не уверен, – протянул Демон, которого о молитве, конечно, предупреждали, но, видимо, не так угрожающе, как это получилось у Альберта.

– «Тогда держись крепче», – посоветовал бездушный Артуров брательник.

И тут вода в реке тоже засияла золотом, чистое, прозрачное зарево поднялось до самого неба. Золотая, просвечивающая синим завеса, тонкая и нежная, как самый дорогой эсименский шелк.

Люди входили в этот свет без страха, их силуэты ярко вспыхивали, а потом исчезали, поглощенные золотым сиянием. Даже странно, разве это не должно пугать, разве люди не должны бояться всего необычного? Марийка сидела, обхватив колени руками, смотрела на реку, говорила себе, что, если бы она вошла в это золото, она сгорела бы. И все равно было не страшно. Наверное, потому, что она знала, что не пойдет туда.

Артур беспокоился о том, что люди и вампиры увидят, как сгорят Рена и другие мертвые. Получается, что зря беспокоился. Потому что в золотом свете таяли все: и мертвые, и живые. Просто живые потом выходили обратно, счастливые, все еще будто светящиеся, наверное, это потому, что с них водопадами стекала вода. Живые выходили, а вампиры – нет. Они остались там, среди синевы и золота. Может быть, им даже больно не было?