– Я тебя научу уважать брата. Твою спятившую сестру научил, и тебя научу.

Она закричала, но он левой рукой сдавил ей горло, а другой сорвал с нее белье и втиснул колено ей между ног.

– Кричи сколько хочешь. Никто не услышит. Никто тебе не поможет. Никто тебе не поверит. – Голос его охрип от похоти. – Я научу тебя уважать брата.

Он расстегнул пряжку пояса, расстегнул ширинку с такой яростью, что пуговицы отлетели. Теперь он телом касался тела.

Брайони стало больно; она впилась зубами ему в плечо, и он выругался и выпустил горло девочки, чтобы разжать ей челюсти. Теперь у обоих шла кровь.

Она откинула голову и закричала. И кричала, пока он продолжал проникать в нее.

Куки внизу на кухне услышала крик и позвала шофера Бронзо Барнса. Они побежали по лестнице и ворвались в спальню, когда тело Карла изогнулось и он застонал в оргазме над полуобнаженным телом Брайони.

Бронзо оттащил Карла от сестры и швырнул его через комнату.

– Ты что делаешь, парень? Она ведь маленькая! Это твоя сестра, парень. Сдурел? – кричал Бронзо. Он поднял Карла с пола и затряс, как крысу.

– Не бей его, Бронзо! – крикнула Куки. – С ним разберется полиция.

Бронзо бросил его на пол, и Карл сел.

– Нет, не вызывайте полицию! – отчаянно взмолился он. – Завтра вернется отец. Он обо всем позаботится. Он вам заплатит…

– Заткнись, грязное животное! Я тебя предупреждаю, парень! – рявкнул Бронзо.

Брайони горько плакала от потрясения и боли. Куки прижала ее к груди и приговаривала:

– Тише, малышка. Он больше не причинит тебе вреда. Ты теперь в безопасности.

Она взяла телефонную трубку и набрала 911. Ответили почти сразу.

– Изнасилована маленькая девочка. У нее идет кровь. Мы поймали извращенца, который это сделал. Присылайте полицию и скорую помощь.

Через двадцать минут прибыли полицейские в двух машинах. Они выслушали, что рассказали им Куки и Бронзо и повернулись к Брайони.

Брайони встала с кровати, куда ее уложила Куки. Она посмотрела на полицейских. Одежда ее была изорвана и окровавлена. Лицо опухло, один глаз наполовину закрыла синяя опухоль. Она все еще дрожала.

Она сделала шаг к сержанту полиции, но из-под юбки у нее показался тонкий ручеек крови и потек по бедру. Брайони застонала и схватилась за живот. Согнулась и опустилась на колени. Куки подняла ее и прижала к груди.

– Господи помилуй! – сказал сержант. – Наденьте на этого ублюдка наручники и отвезите в участок.

Его люди схватили Карла и завели ему руки за спину.

– Полегче, черт побери! – протестовал Карл. – Не имеете права так со мной обращаться!

– А ты имел право так обращаться с маленькой девочкой? – спросил один из полицейских, защелкивая наручники. Потом он посмотрел на сержанта. – Подозреваемый сопротивляется задержанию, сэр. На всякий случай надо надеть кандалы ему на ноги.

Сержант одобрительно кивнул и снова повернулся к Куки.

– Надо отвезти девочку в больницу. Ей нужен врач.

Куки завернула Брайони в одеяло. Бронзо поднял ее и понес к машине.

Рональд Бантер позвонил на буровую установку «Бэннок ойл» в Абу-Заре, и ответил сам Бэннок охрипшим спросонья голосом:

– Лучше сообщи что-нибудь хорошее, Ронни. Здесь три часа ночи.

– Прости, Генри, но у меня для тебя новости. Плохие, – ответил Рональд. – Хуже не бывает. Рядом с тобой есть кто-нибудь?

– Конечно, есть. Думаешь, я монах?

– Она не должна это услышать.

– Подожди, перейду в другую комнату. – Последовал короткий обмен репликами между Генри и его загадочной спутницей, пауза, а потом Генри снова заговорил: – Порядок, Ронни. Я сижу на толчке, дверь заперта. Давай.

– Карл Питер арестован.

– О нет! Маленькое чудовище, – застонал Генри. – Что на этот раз? Превышение скорости? Вождение в пьяном виде?

– Хотел бы я, чтобы было так, мой старый друг. Боюсь, дело хуже, гораздо хуже.

– Давай, Ронни. Не стесняйся. Выкладывай.

– Против него выдвинуто несколько обвинений. Самые серьезные – изнасилование, изнасилование несовершеннолетней, насильственный извращенный секс, причинение тяжких телесных повреждений, избиение, инцест и попытка подкупа. Сейчас опрашивают свидетелей, но меня предупредили, что будут выдвинуты дополнительные обвинения. И несколько из этих преступлений в штате Техас караются смертной казнью.

Последовало долгое молчание, нарушаемое только треском помех.

– Алло! Алло! Ты еще здесь, Генри?

– Да, я здесь. Я думаю. – Голос Генри звучал мрачно. – Дай мне еще пару секунд, Ронни. – Потом он спросил: – В изнасиловании кого его обвиняют?

– Прости, Генри. Это самое скверное. Его обвиняют в изнасиловании Саши и Брайони.

– Нет, – тихо сказал Генри. – Это ошибка. Этого не может быть. Не верю. Брайони, моя малышка…

Рональд хотел сказать: «Саша тоже твоя малышка», но передумал. Он не хотел усугублять страдания старого друга.

– Мы будем опровергать это, Ронни. Используем все, что в наших силах. Слышишь, Ронни?

– Слышу, Генри. Но подумай немного. У них есть показания обеих твоих дочерей. Есть показания двух надежных свидетелей. Из влагалища Брайони извлечены образцы спермы Карла, смешанные с ее кровью. Есть фотографии побоев, которые тот ей нанес.

– Боже! – сказал Генри Бэннок. – Милостивые Иисус и Мария!

Рональд почти слышал, как рушатся колонны и своды вселенной Генри Бэннока. Ему почудились всхлипы, но это было невозможно. Генри не умел плакать.

– Ты считаешь, он это сделал, Ронни?

– Я адвокат, а не судья.

– Но ты считаешь его виновным, так? Перестань говорить со мной как юрист. Говори, как мой лучший друг.

– Как твой юрист – не знаю, и меня это не волнует. Но как твой друг очень встревожен и считаю, что твой сын чертовски виновен.

– Он не мой сын! – сказал Генри. – Он никогда не был моим сыном. Все эти годы я обманывал себя. Он – отродье нацистского ублюдка, которое я подобрал на дороге.

– Тебе нужно вернуться, Генри. Ты нужен здесь. Твои дочери нуждаются в тебе.

– Уже лечу! – сказал Генри.

– Послушай, Ронни. – Генри Бэннок наклонился над столом и наставил палец на Рональда Бантера. – Имени этого грязного нацистского насильника не должно быть в числе бенефициаров моего семейного доверительного фонда. Я не хочу, чтобы Фонд оплачивал его защиту от обвинения в насилии над обеими моими дочерьми. Я говорил с Брайони. Он виновен дальше некуда, и я хочу видеть, как его вздернут.