ещё богатой Пальмира подвергалась чудовищному грабежу…

А после случившегося римский император проявил удивительную сдержанность. Удовлетворившись местью, казнил Апсея, но сохранил жизнь "царю Септимию Антиоху" тем, что вывез его в Рим, дожидаться окончательного решения. Затем, словно спохватившись, Аврелиан отправил письмо в Сенат:

"…Довольно уже зарублено и зарезано пальмирцев. Мы не пощадили женщин, мы перебили детей, перерезали стариков, истребили жителей деревень. Кому же мы оставим потом землю, кому оставим город? Надо пощадить тех, кто остался в живых. Я уверен, что эти столь немногие исправились после наказания многих. Я хочу привести в прежний вид храм Солнца, который разграбили в Пальмире мои легионеры… Предлагаю потратить на эти цели триста фунтов золота из ларцов Зенобии и тысячу восемьсот фунтов серебра из пальмирского добра, а также драгоценные камни царицы. Имея все это, нужно постараться почтить храм. Этим мы очень угодим и Риму, и бессмертным богам… Я прошу Сенат прислать в Пальмиру римского жреца-понтифика, который произвёл бы освящение храма".

Сенаторы долго и яростно обсуждали письмо императора, но так ни к чему и не пришли…

***

Второй раз испытав на себе гнев Аврелиана, большинство пальмирцев, оставшихся в живых, навсегда покинули Пальмиру. Город обезлюдел. Омертвелые дома и ограбленные храмы приходили в запустение, стены вокруг города со временем разрушались, пока не сравнялись с землёй. От величественных зданий и сооружений — храмов, театра, базаров, колоннад — остались безобразные руины. Цветущий в прошлом оазис захирел.

Несмотря на попытки возрождения в другое время, Пальмира не смогла восстановить прежнее богатство и влияние в регионе. Память о ней постепенно угасла, и она превратилась в один из рядовых провинциальных городков на окраине Римской империи…

Глава двенадцатая

ЗОЛОТЫЕ КАНДАЛЫ

ПО УЛИЦАМ ЦАРИЦУ ВОДИЛИ

Аврелиан стремился поскорее оказаться в Риме, чтобы насладиться торжествами в свою честь. Поводов случилось несколько: помимо победы над Пальмирой император успел задавить нарождавшийся мятеж римских легионов в Галлии во главе Тетрика. За этим последовали очередные неприятности в Египте.

…После ухода армии Пальмиры из Египта Александрию охватило восстание египтян. Возглавил его старый друг царя Одената, Фирм, богатейший человек в Египте. Отказ Зенобии от присутствия на египетской территории Фирм понял по-своему: опираясь на деловые связи с Индией, Аравией и Африкой, богач воодушевил жителей Александрии на борьбу за свободу и независимость страны от иноземцев, уговорив верхушку жрецов поддержать его в претензиях на царскую власть.

Облаченный в царские одеяния самозванец во главе вооружённой толпы разогнал в Александрии римский гарнизон и занял дворец. Объявил о создании Народного собрания, на котором объявил Аврелиана узурпатором, а себя — "настоящим императором". Вознесение на трон Фирм подтвердил выпуском монет с собственным изображением и намерением создать армию.

Вскоре в гавани Александрии появились военные корабли римлян. Из Сирии подошла сухопутная армия, и хотя местные жители встретили "гостей" с открытой враждебностью, через десять дней в городе, а затем по всему Египту власть римского императора была восстановлена и укреплена дополнительными легионами. Наёмники Фирма разбежались, а их хозяина пленили и переправили в распоряжение Аврелиана, в Рим.

Сенат послал императору в Галлию радостное уведомление о присвоении почётного титула "Реставратор империи и Востока". И только после этих событий Аврелиан оглянулся вокруг и осознал, что за три года ему действительно удалось "восстановить мир и порядок по всей Империи".

***

По возвращении в Рим Аврелиану пришлось выслушивать в Сенате всех, недовольных тем, что он не убил царицу Зенобию ещё под стенами Пальмиры. Дескать, когда она перевезена в Рим, неизвестно. И как поступит дальше — император не говорит. Когда ему надоело, он заявил с долей раздражения в голосе:

— Приходится мне, уважаемые отцы-сенаторы, вашему императору и "первому из равных", объясниться в отношении пленённой мной женщины, в недавнем прошлом пальмирской царицы. Желание у меня такое было — казнить изменницу на месте. Но я не позволил эмоциям руководить мной и поступил, как велят законы Рима, когда дело касается воинов. А эта женщина — воин, хороший воин, иначе не пришлось бы мне тратить столько времени и усилий, чтобы покончить с этим злом. Я отдал её под суд. На суде она признала, что действовала против Рима, и тогда я принял решение провести пленницу по улицам города в триумфе. Вы помните, она просила вас, чтобы вы позволили ей пройти по улицам Рима в триумфе? Я исполню её просьбу, но это будет мой триумф! Надеюсь, никто из вас не станет возражать?

Возникла напряжённая тишина, которая не показалась достаточным аргументом для императора. Он продолжил речь:

— Те, кто упрекал меня, не смогли бы найти для меня достаточных похвал, если бы знали, что это за воин! Как разумны её замыслы и как непреклонна она была в своих распоряжениях! Как требовательна по отношению к армии и как щедра, когда требовала необходимость! И как была сурова, когда нужно было проявить свою строгость.

Сенаторы слушали Аврелиана с нескрываемым изумлением, и после каждой его оценки Зенобии они всё больше проникались если не уважением к Зенобии, так пониманием.

— То, что Оденат победил персов, могу сказать, достижение его супруги Зенобии. Все восточные народы и египтяне испытывали такой страх перед ней, что ни арабы, ни сарацины, ни армяне не смели сопротивляться. При этом сохранялись в неприкосновенности границы Римской империи, за что невозможно отказать этой женщине в моём уважении. Поэтому верьте, отцы-сенаторы, моим словам — я не сохранил бы ей жизнь, если бы не знал, как много пользы она принесла Римскому государству, охраняя для себя и для своих детей свою власть на Востоке.

Последовало молчание зала, затем раздались осторожные аплодисменты, следом возгласы восхищения и здравицы императору.

***

Зенобия скрытно содержалась под охраной императорских людей на вилле Ульпия Кринита. При ней оставили двух рабынь; остальные заботы ложились на слуг под управлением виллика, вольноотпущенника.

Не считая запрета выходить за пределы территории и показываться посторонним людям внутри виллы Зенобии позволялось многое. Это условие способствовало тому, чтобы она не чувствовала себя пленницей. Но как долго это продолжится — она не знала.

Царица могла судить о том, что происходит в Риме и за его пределами, лишь по высказываниям слуг и охранников, случайно оброненным при ней. Не была уверена, как долго, находится здесь, хотя, по её расчётам, на вилле она провела уже скоро год.

Настал день, когда Зенобия поняла, что всё это для неё закончилось. Ей придётся пережить ещё испытание.

Утром появился незнакомый тучный человек с заплывшими, бегающими глазками и