— Нет, только по телефону общалась. Но он хороший.

— Давай съездим вместе посмотрим. Ты с врачом уже разговаривала?

Теперь моя очередь удивляться. Зачем Паша так всем интересуется? Какая ему разница, что это за медицинский центр?

— Паш, — кладу ладонь ему на плечо. — Тебе не о чем переживать. Просто подпиши мое заявление об уходе. Об остальном не беспокойся.

— Как это «не беспокойся»? — щетинится. — Ты беременна моим ребенком.

— Это ни к чему тебя не обязывает.

— Арин, давай без лишних споров, — слегка повышает голос до ноток начальника. — Поехали. Какой там адрес?

— Тебе же надо было на какую-то важную встречу.

— Подождёт.

Ничего не понимаю. Но не могу отрицать, что мне приятна забота Паши. Руки начинают подрагивать. Рвано выдыхаю. Паша не хочет со мной быть, напоминаю себе. Это всего лишь вежливость и участие в жизни его ребенка. Я ему не нужна. Он не хочет меня любить. Ясно же сказал.

Перед глазами начинает плыть. Пашин кабинет переворачивается вверх ногами, я слегка пошатываюсь.

— Арин, с тобой все хорошо? — Паша хватает меня обеими руками.

Закрываю глаза и глубоко дышу.

— Да, все нормально, — отвечаю через паузу, когда головокружение проходит.

— Поехали к врачу, — настаивает. — Прямо сейчас.

Я не в том состоянии, чтобы спорить. На это уходит слишком много сил, а они мне еще нужны. Проще согласиться.

Глава 46. Ни к чему не обязывает

До медицинского центра мы доезжаем в полном молчании. Паша даже радио не включает. Мне хоть и тяжело вести разговоры, а гробовой тишины еще хуже, она давит бетонной плитой. Паша не настроен общаться. Уставился в лобовое стекло и погрузился в свои мысли. Я понимаю, ему нужно время осознать такую шокирующую новость. Не каждый день тебе сообщают о том, что станешь отцом. Но как же мне тяжело вот так молчать рядом с ним!

В реальности медицинский центр оказывается даже лучше, чем на фотографиях в интернете. По Пашиному лицу понимаю, что он тоже остался доволен. Мы поговорили с врачом, я в подробностях поведала о двух предыдущих выкидышах. Неприятно было рассказывать об этом в присутствии Паши, но он отказался выходить из кабинета. Слушал с протокольной физиономией, как будто сидит на совещании в «Стройкапитале». Впрочем, как обычно.

Пока я осматриваю палату, в которой буду жить, и знакомлюсь со своей личной медсестрой, Паша идет в кассу и оплачивает мое пребывание здесь. Вот этого мне хотелось меньше всего. Не для того я ему рассказала о беременности, чтобы он всюду платил за меня деньги. На мою жалкую попытку вернуть ему потраченную сумму, Паша таким взглядом на меня смотрит, что я моментально замолкаю и понимаю: лучше не спорить.

Паша настаивает на том, чтобы я осталась в центре уже сегодня. И снова таким приказным тоном говорит, что возражать бессмысленно. Приходится звонить маме и в подробностях объяснять, какие вещи мне собрать. Паша уезжает и возвращается через три часа с моим чемоданом.

Я нервничаю еще больше, чем до того, как сообщила Паше о беременности. Даже закрадывается мысль, что не надо ему сообщать. Правда, он все равно бы узнал о моей беременности, так как наши семьи дружат, но можно было бы соврать, что это ребенок Ромы. Меня мучают вопросы: что дальше? он теперь хочет со мной быть? или это просто забота? Я не хочу, чтобы Паша был со мной только из-за ребенка. Это унизительно. Я хочу, чтобы Паша сам хотел быть со мной.

— Если что-то надо будет, звони, — говорит, стоя у выхода из палаты.

— Слушай, Паш, — переминаюсь с ноги на ногу. — Моя беременность ни к чему тебя не обязывает. Ты ничего не должен ни мне, ни ребенку. Правда. Я не хочу, чтобы ты думал, будто я таким образом привязываю тебя к себе.

— Я похож на человека, которого можно насильно к себе привязать? — выгибает бровь.

— Нет-нет, — тороплюсь опровергнуть. — Просто… В общем, ты не должен быть со мной только из-за ребенка, — наконец, произношу наболевшее. Тяжело было озвучить это вслух.

— Я разве сказал, что я снова с тобой? Мне казалось, мы прояснили это в прошлый раз, и тема закрыта.

Осекаюсь.

— Арин, ты беременна моим ребенком, поэтому я буду принимать участие во всем, что касается ребенка. Но повторю: я не хочу с тобой быть.

Сказал — как отрезал. Возникает пауза, я чувствую, как острые, словно нож, слова Паши больно вонзаются в грудь. У меня начинают дрожать руки и верхняя губа. Конечно, Паша это видит. И вообще, он все читает по моему лицу. Но ни на секунду не смягчается. Кажется, наоборот, за эти полдня вместе он стал еще грубее, жёстче, строже и циничнее. Хотя куда уж больше.

— Мы же не в девятнадцатом веке живем, чтобы я был обязан на тебе жениться, — добивает меня напоследок.

На глаза выступают слезы. Нет, я, конечно, не ожидала, что Паша моментально бросится мне в ноги. И я, кончено, не хотела привязывать его к себе ребенком. Но…

Почему он так груб со мной?

— Ты вообще ничем мне не обязан, — произношу с дрожью, изо всех сил стараясь не расплакаться. — И принимать участие в жизни ребенка тоже не обязан.

— Не обязан, но буду, потому что это мой ребенок.

Мне снова становится плохо, приваливаюсь спиной к стене. Гормоны, зараза, дают о себе знать. Слезы так и подкатывают к глазам, а еще в груди разгорается агрессия. Так уже было во время двух предыдущих беременностей. Я испытывала просто неконтролируемое чувство злости, срывалась на Рому. В интернете читала, что во втором триместре злость сменяется чувством счастья, вырабатывается какой-то там гормон, который делает беременных добрыми и пушистыми. Но до второго триместра я не дотянула, так что не знаю, правда ли это.

А вот агрессию, накатывающую волнами, я хорошо помню. И сейчас испытываю то же самое.

— Кстати, а почему ты поверил мне на слово? — зло выпаливаю. — Вдруг я тебя обманула