на виллах. Теряешься в длиннейшем перечне комнат; у него имеются столовые различной величины на разные случаи; в одной он обедает, когда один, другая ему служит для приема близких друзей, третья обширнее и может вместить толпу приглашенных. Одна выходит в море: сидя в ней во время еды, видишь, как волны разбиваются о стены; другая обращена в сторону суши: тут он со всех сторон окружен полями и может наслаждаться зрелищем сельской жизни. Обыкновенно в наши дни даже самый требовательный человек довольствуется одной спальней, трудно сказать, сколько их было на виллах Плиния. Имелись спальни не только для удовлетворения всякой потребности, но и всякого каприза. Здесь можно видеть море из всех окон; там его слышишь, но не видишь. Одна комната расположена в форме апсиды, и через широкие отверстия солнце входит в нее во все часы дня; в другой сумрак и прохлада, и пропускает она света как раз столько, чтобы не быть совсем во мраке. Если хозяин дома желает развлечься, он пойдет в открытую залу, откуда видно все, что происходит снаружи; если он испытывает потребность сосредоточиться, у него как раз есть комната, где он может запереться и которая так расположена, что в нее не доходит никогда любой шум; Плиний называет ее «своей усладой»; он счастлив на своей вилле быть далеко от Рима; в этой комнате ему кажется, что он далек даже от своей виллы. Прибавим еще, что эти комнаты украшены прекрасной мозаикой, часто покрыты изящной живописью, и почти во всех мраморные фонтаны, ибо вода течет в них со всех сторон, светлая, свежая, изобильная; ее тихий плеск увеселяет, она – один из главных элементов в украшении вилл; вода играет большую роль среди причудливых изобретений архитекторов, когда они хотят найти новые расположения, которые своей оригинальностью могли бы понравиться важным господам, праздным и избалованным. Припомним изящную ванную комнату, окруженную еврипом, на вилле Адриана; Плиний не мог выстроить себе такого дорогого здания, но у него была в конце сада беседка, вся обросшая виноградными лозами и поддерживаемая четырьмя колоннами из каристского мрамора. Под этой листвой, представлявшей приятное убежище, устроили высоко бьющие фонтаны, бассейн, где вода все время обновлялась, наконец, ложе для отдохновения, из белого мрамора, где хорошо было возлечь во время дневного жара. «Из этого ложа, – говорит Плиний, – вода бьет со всех сторон, стекая по маленьким трубочкам, как будто сама тяжесть того, кто ложится на него, заставляет ее так выливаться». Чтобы дополнить картину целого, надо представить себе бани, бассейны, залы для игры в мяч, портики, идущие во всех направлениях, чтобы можно было пользоваться всяким положением, покрытые песком аллеи для прогулок пешком, другие, более утрамбованные и потому более пригодные для прогулок в носилках, наконец, для верховой езды обширный ипподром, состоявший из длинной аллеи, прямой и темной, обсаженной платанами и лавром, в то время как по всем направлениям вьются круговые аллеи, которые пересекаются и скрещиваются, отчего получается больше простору и прогулка становится более разнообразной. Вот что должны были находить на вилле человека богатого, но расчетливого, который, не позволяя себе никаких безрассудств, хотел иметь удобное помещение в деревне, чтобы вдосталь там отдыхать.

Мы ничего не сказали о парках и садах, что может показаться странным, когда речь идет о сельском доме; но об этом говорить довольно трудно. Именно они меньше всего сохранились на старинных виллах. Чтобы судить о том, чем они должны были быть, у нас имеются только кое-какие картины, где они изображены, худо ли, хорошо ли, да некоторые фразы писателей, мимоходом сообщающих о них. Эти свидетельства далеко не полные и лишь наполовину удовлетворяют наше любопытство, но, по крайней мере, они имеют то преимущество, что вполне согласны между собою. Среди пейзажной живописи, украшавшей древние дома, были найдены, не то в Помпеях, не то в Риме, несколько картин с изображением садов: это правильные аллеи, с двух сторон тесно обсаженные буковыми деревьями, пересеченные под прямым углом. В центре обыкновенно нечто вроде круглой площади с бассейном, где плавают лебеди. То здесь, то там стоят маленькие зеленые беседки, сделанные из плетеного тростника и обвитые виноградом, в глубине их видна мраморная колонна или статуя и вокруг нее скамьи, чтобы гуляющие могли немного отдохнуть. Эти картины заставляют вспомнить слова Квинтилиана, наивно выражающие вкусы того времени: «Может ли быть что-нибудь красивее рассадки деревьев ромбом так, чтобы, куда ни посмотри, только и были видны одни прямые аллеи?» Писатели прибавляют к этим сведениям некоторые любопытные подробности. Из описаний Плиния Младшего видно, что в его садах, как и в пейзажах, о которых только что говорили, аллеи были окаймлены настоящими стенами из зелени. Так, он очень любит описывать нам одну прекрасную платановую аллею, которой он гордится. «Мои платаны, – говорит он, – покрыты плющом, который, обвиваясь вокруг ствола и ветвей и переползая с дерева на дерево, связывает их все вместе». Между деревьями, чтобы стена была плотнее, сажали буксы[82], а позади буксов – лавр, чтобы окончательно заполнить пустые пространства. Самшит особенно играет важную роль в римских садах. Он не только образует бордюры в цветниках, подходящим образом обрамляя причудливые рисунки клумб, но его также подрезают самым странным образом. Не довольствуются тем, что делают из него пирамиды или придают ему форму вазы, как в Версале; то желают, чтобы он изображал смотрящих друг на друга животных, то образуют из него буквы, чтобы сделать известным имя владельца или работника! Такие фантазии вошли в моду со времен Августа: можно бы подумать, что римляне, опьянев до известной степени от своих удач, сделались чувствительнее к тому, что Сен-Симон называет «горделивое удовольствие насиловать природу». В то же самое время, как они пытаются ввести деревню в город, они прививают город деревне. Чтобы сравнять участок, где будут воздвигнуты их виллы, они срывают горы, засыпают долины. В своих садах они любят лишь деревья, рост которых остановлен или форма изуродована. Конечно, некоторые умные люди, в особенности поэты Гораций, Проперций, Ювенал, протестуют против таких причуд. Сенека громко заявляет, что он предпочитает «ручьи, теченье которых не стеснено насильем, бегущие, как того хочет природа, и луга, прелестные в своей безыскусственности»; но тем не менее Сенека жил на виллах самой последней моды; у него были подрезанные изгороди, подстриженные самшиты, изуродованные деревья и всякие другие фокусы, которые он находил смешными: действительно, легче смеяться над модой, чем освободиться от нее.

Впрочем, очевидно, что сады и парки далеко не имели тогда того значения, какое они получили у нас. Это видно