– Я думала… думала, что он… – Лана то открывает, то закрывает рот, и ее слова теряются в шуме вертолета.

Шелл и Генрих подходят ближе, выкрикивая на ходу имя Китти. Они улыбаются и обнимают ее. Со слезами на глазах Шелл говорит, что ужасно переживала. Генрих все пожимает ее плечо, будто проверяя, правда ли она здесь.

– С вами все в порядке! – радостно улыбается им обоим Китти.

Воссоединение команды длится недолго: врач говорит, надо проверить, нет ли у Китти признаков гипотермии.

Китти оборачивается и хватает Лану за руку своими холодными пальцами.

– Пойдем со мной.

Крепко держась за Лану, Китти идет за врачом к главному зданию.

Только сейчас Лана вспоминает про Эме Мелина. Она оборачивается и видит, что Эме стоит у ее машины и курит очередную сигарету. Поймав взгляд Эме, Лана кивает, как бы показывая, что скоро вернется.

Каждые несколько шагов Китти пошатывается, едва не спотыкается. Она спешит рассказать Лане о случившемся.

– Я думала, что утону. Я начала молиться. Представь себе, я молилась. С яхты волны не кажутся слишком уж большими, но когда ты в воде, они просто… огромны. Меня нашел Денни. Он сцепил наши спасательные жилеты, и я поплыла вместе с ним. К доске для серфинга, – добавляет Китти, быстро моргая. – Мы все сбросили за борт, чтобы избавиться от груза. Денни помог мне доплыть, затащил меня на доску – и мы вцепились в нее, стали ждать.

Лана пытается представить себе все это: бескрайнее море, парализующий страх, незатихающий вой ветра. Она крепче сжимает руку Китти.

– Знаешь, о чем я думала? – Китти смотрит на Лану. – Я думала о нас с тобой. – Она слегка улыбается. – Вспоминала, как мы плыли на такой же доске к мангровому лесу. Крошечные рыбки выпрыгивали из воды, а я качнула доску, и мы опрокинулись – стукнулись лбами, но смеялись так сильно, что даже не почувствовали. А потом просто лежали поперек доски и болтали ногами в теплой воде, глядя на «Лазурную», стоявшую на якоре.

– Я помню тот день, – кивает Лана.

– Я вообразила, что нахожусь там, с тобой. Если бы я осознала, что на самом деле происходит, я бы не вынесла. – Китти выпускает руку, чтобы вытереть слезы.

Врач останавливается и говорит:

– Пришли. Постараюсь вас не задерживать – денек и так выдался трудный. – Открывая Китти дверь, она поворачивается к Лане. – Можете подождать в соседнем кабинете. Я верну вам Китти, как только мы закончим.

Когда Китти уже заходит в кабинет, Лана вдруг вспоминает:

– А где Аарон?

Китти оборачивается и удивленно смотрит на подругу.

– Ты разве не в курсе?

Лана качает головой.

– Не в курсе чего?

Китти мрачнеет.

– Аарон не выбрался, Лана. Он утонул.

Лана стоит в коридоре, прижавшись спиной к стене.

Аарон погиб.

Утонул.

Она была уверена, что если у кого и есть все шансы спастись, так это у Аарона. Он был невероятно вынослив, практически непобедим. Как он мог умереть? Больно думать об этом, тем более всех остальных сумели спасти и вернуть на сушу. Невозможно представить, как его крупное тело уносит течением. Как вода могла забрать Аарона, если последние три года она была его домом? По словам Генриха и Шелл, Аарон последним забрался на спасательный плот – сначала убедился, что остальные члены команды в безопасности. А потом Денни, Китти и Аарона смыло волной. Доска для серфинга спасла жизни Денни и Китти…

В висках пульсирует боль. Лана снимает с головы платок и закрывает глаза, впивается пальцами в волосы и трет кожу, стараясь снять напряжение. Лишь краем сознания она отмечает, что где-то открылась дверь и в ее сторону направляются шаги.

Она открывает глаза и вдруг видит перед собой Денни. Рядом с ним стоят его родители.

– Лана. – Она давно не слышала, как Денни произносит ее имя, и теперь внутри что-то кольнуло.

Он стоит так близко, что можно протянуть руку. На нем уже не термокостюм, а бледно-зеленый джемпер с порванным воротником и штаны, которые ему немного малы. Наверное, сухую одежду Денни дали в спасательном центре – вещи не его. Лицо сильно загорелое, борода темнее, чем кудряшки на голове.

Не отводя от нее взгляда, Денни произносит:

– Мам, пап, я вас догоню.

Родители не уходят сразу. Они смотрят на Лану, и она чувствует, что мама Денни не хочет выпускать сына из виду, но его отец говорит:

– Мы будем в приемной.

Их шаги затихают в конце коридора. Лана смотрит на Денни, дыхание учащается. Как будто все вокруг исчезло, и она слышит только стук собственного сердца.

Денни медленно рассматривает ее лицо.

– Лана, ты здесь.

Она кивает, тело обдает жаром.

Денни подходит ближе, и внизу живота чувствуется трепет. Нельзя, не надо стоять так близко к нему. Лана отходит назад.

После «Лазурной» она многие месяцы размышляла о Китти и Денни. Вот они лежат вместе в гамаке, Денни проводит пальцами по бедру Китти, подшучивает над ней, а заканчивается перепалка тем, что Китти садится на него сверху и целует. Лана практически чувствовала запах крема от солнца, который, по ее представлению, Китти втирала в спину Денни, осторожно касаясь россыпи родинок на плече. Горло сжимается, но Лане удается выдавить несколько слов.

– Ты жив.

– Да.

– Я думала… мы думали, что ты умер, – говорит она. – Пол Картер нам сказал.

Денни удивлен.

– Поисково-спасательная служба сообщила, что обнаружила аварийный маяк, прикрепленный к твоему телу. Но это оказался не ты.

– Нет. Это был Аарон.

– Аарон? – изумляется Лана. – Как же они ошиблись? Картер… он сообщил твоим родителям. Я сама видела, это было ужасно. Они рыдали. Господи, – Лана прикрывает рот рукой, – сказать родителям, что их сын погиб, когда…

– Лана, – спокойно перебивает ее Денни. – Их сын и правда погиб.

Лана непонимающе смотрит на Денни.

– Аарон – мой брат.

Ее тело словно вбирает в себя всю духоту коридора. Голоса кажутся далекими, их заглушает грохот сердца в груди.

– Твой брат?

– Да.

– Ничего не понимаю. – Лана качает головой. – Ты никогда не говорил…

– Знаю. Я не мог. Аарон просил не говорить.

Они с Аароном братья?

Не может быть. Она бы догадалась.

Лана пытается посмотреть на Денни свежим взглядом. У него совсем другое телосложение, он высокий и худой… Да, если представить их рядом, можно заметить что-то похожее в линии подбородка и тяжелых надбровных дугах. И все же они такие… разные.