Она взглянула на тело Вильгельма, зажмурилась и перекрестилась. И только потом нерешительно взяла его автомат. У него нашлась небольшая фляжка воды, Амадея забрала и ее. Совсем немного денег, пара шоколадок и патроны. Что делать с патронами, Амадея не знала. Она предположила, что автомат заряжен, но стрелять не умела.

— Спасибо, — тихо сказала она Вильгельму, прежде чем отойти от него. Амадея сама не знала, куда идет и что хочет найти. Наверное, следует пробираться все дальше, не выходить из леса и молиться, чтобы ее обнаружили партизаны. Но она знала, что этой ночью у них другие заботы. Лидице наверняка уже горит.

Оставив тело Вильгельма, Амадея углубилась в чащу. Она так и не узнает, что он собирался сделать. Хотел ли он только изнасиловать ее или действительно любил? Был ли хорошим человеком? Она сознавала лишь, что убила человека и, что, по крайней мере, в этот момент совершенно свободна.

Два дня Амадея провела в лесу, не встретив ни души. Днем она шла, по ночам ухитрялась хотя бы на несколько часов заснуть. Воздух был прохладным и свежим, но в какой-то момент до нее донесся запах гари. Это Лидице.

Лес был мрачным, темным даже днем. Амадея не знала, куда идет и отыщет ли кого-нибудь, прежде чем упадет и умрет от голода, жажды и усталости. Вода во фляжке Вильгельма закончилась. На второй день Амадея набрела на ручей, и хотя не знала, можно ли из него пить, все равно напилась. Хуже той воды, которую давали в Терезиенштадте, все равно быть не могло. Там она неделями хранилась в бочках и потому была не только затхлой, но и кишела микробами. Эта хотя бы была прозрачной.

В лесу было прохладно; тишину нарушал лишь щебет птиц в ветвях деревьев. Однажды она увидела зайца, потом белку. Амадее казалось, будто она попала в зачарованный сказочный лес, и она не переставала радоваться своей свободе. Ради этой свободы она убила человека, хотя и ненамеренно. Пусть это был несчастный случай, но она все равно должна за него ответить. Как бы ей хотелось очутиться сейчас в монастыре, рядом с сестрами, где она могла бы исповедаться матери-настоятельнице!

Амадея спрятала лагерное удостоверение личности под большим камнем. Теперь она стала безымянной. Бездомной бродяжкой, шатавшейся по лесу. И номера у нее на руке не было, так что, если она встретит кого-то, вполне может наплести что угодно. Правда, любой встречный сразу поймет, кто она. Она выглядит как любая лагерная узница: худая, изголодавшаяся, грязная, в деревянной обуви.

К вечеру второго дня Амадея остановилась на ночлег, всерьез подумывая, не съесть ли горсть листьев с ближайшего дерева. А вдруг они ядовитые?

Девушка нашла и съела какие-то ягоды, отчего ужасно разболелся живот и начался понос. Ей становилось все хуже. Когда последние лучи солнца погасли, Амадея легла на мягкую землю и закрыла глаза. Если нацисты найдут ее, пусть пристрелят прямо здесь. Хорошее место, чтобы умереть. Заупокойную молитву по ней пропоют птицы. Амадея не знала, ищут ли ее или давно махнули рукой. Кому есть дело до еще одной еврейки? А партизаны… Если они где-то и обитают, то уж точно не здесь.

Перед сном Амадея помолилась задушу Вильгельма, за его мать и сестру. Как им будет тяжело! А Беата и Дафна? Живы ли они? А вдруг им тоже удалось убежать? С этой мыслью Амадея заснула и во сне улыбалась. Наутро, едва рассвело, ее нашли. Подкрались потихоньку, жестами объясняясь друг с другом. Один придавил ее к земле, другой зажал рот, чтобы она не закричала. Девушка, вздрогнув, проснулась и с ужасом уставилась на них. Ее окружили шестеро мужчин с автоматами. Автомат Вильгельма лежал на земле рядом с ней. Она не могла дотянуться до оружия да и не умела с ним обращаться.

Один из мужчин знаком велел ей молчать, и она кивнула, так и не поняв, кто перед ней. Немного выждав, державшие отпустили ее. Пятеро направили на нее автоматы, шестой обыскивал. Добыча оказалась ничтожной: последняя конфета, которую девушка оставила на крайний случай. Карамелька была немецкой, и это, очевидно, вызвало подозрения. Мужчины тихо переговаривались между собой по-чешски: в лагере Амадея научилась немного понимать язык у чешских узников. Но партизаны ли это или чешская полиция? Даже если и партизаны, они вполне могут ее изнасиловать. Амадея не знала, чего от них ожидать.

Ее грубо поставили на ноги и толкнули вперед. Один забрал ее автомат, остальные окружили кольцом. Шли быстро, и Амадея часто спотыкалась: не было сил идти. Когда она падала, никто не помогал ей встать, явно опасаясь ловушки.

Мужчины почти не говорили друг с другом, обмениваясь лишь междометиями. Так прошло несколько часов. Наконец, впереди показался лесной лагерь. Амадея насчитала человек двадцать. Девушку под надзором двух часовых толкнули куда-то в заросли, где, занятая беседой, сидела группа вооруженных мужчин. Те, кто привел ее сюда, уже исчезли.

Заслышав шаги, мужчины подняли глаза и в полном молчании принялись разглядывать пленницу. Один, по-видимому, бывший здесь главным, обратился к ней на чешском, но девушка покачала головой. Тогда он перешел на немецкий.

— Откуда ты? — с сильным акцентом спросил он, продолжая разглядывать ее. Грязная, худая, в ссадинах и синяках, со сбитыми в кровь ногами, она, казалось, вот-вот свалится. Но при этом прямо смотрела ему в глаза.

— Терезиенштадт, — тихо проговорила она. Если они партизаны, они должны знать правду, иначе ей не помогут. Впрочем, Амадея не исключала, что они и тогда откажут ей в помощи.

— Ты была заключенной?

Она кивнула.

— Сбежала?

— Да.

— А где твой номер? — с подозрением спросил он.

Белокурая голубоглазая незнакомка скорее походила на немецкую шпионку. Даже в таком виде она была красива и, очевидно, напугана. Мужчина невольно восхитился ее мужеством. Одна, среди чужих людей, но и вида не показывает, что боится.

— Они забыли его выколоть, — слегка улыбнулась она. Он не улыбнулся в ответ. Сейчас не до шуток. Слишком многое стоит на кону. Для всех. Не только для нее.

— Ты еврейка?

— Наполовину. Моя мать — немецкая еврейка. Отец — француз, католик. Мать приняла его веру.

— Где она? Тоже в Терезиенштадте?

Амадея на секунду отвела глаза.

— Год назад ее вместе с моей сестрой отправили в Равенсбрюк.

— Долго ты пробыла в Терезине?

Он употребил чешское название крепости, но она поняла.

— С января.

Мужчина кивнул.

— А ты французский знаешь?

На этот раз кивнула она.

— Насколько хорошо?

— Почти в совершенстве.

— Акцент есть? Можешь в равной мере сойти как за немку, так и за француженку?

Поняв, что они собираются помочь ей, Амадея вдруг разом обессилела.

Мужчина продолжал бомбардировать ее деловыми, резкими вопросами по существу. Он был похож на фермера, но, как Амадея узнала позже, возглавлял отряд здешних партизан. Именно он решал, что с ней делать.