так захотелось обрести голос.

Захотелось выговориться хоть одному живому существу.

Зря он выбрал ее.

Зря…

Сизиф остановился возле парочки среднего возраста, бурно выяснявшей отношения.

Женщина тарахтела без умолку, выливая на мужчину ушаты претензий.

Мужчина молча терпел. Судя по всему, как обычно. Он предпочитал просто «улетать» мыслями, чтобы не сталкиваться с чувствами, которые вызывал в нем этот визгливый ор. Слишком много бы тогда пришлось решать, менять, совершать.

– Ненавижу тебя! – выкрикнула женщина, и ее намалеванные красной помадой губы скривились.

Сизиф положил руку на тощее плечо мужчины.

Да, вот они обиды, злость, а иногда и желание сжать эту тонкую шею, чтобы красные губы замолчали навсегда и перестали плеваться в него ядом.

Да, это то, к чему он мог подключиться.

Спрятанное в уголки души, изгнанное из сознания – вот она, тень, идущая навстречу Сизифу.

– Дура! – вдруг выкрикнул мужчина. – Конченая дура!

Женщина замерла, открыв рот.

– Как же я устал от тебя! – продолжал кричать мужчина, наступая на женщину. – Как устал за все эти годы! Я просто хотел откупиться от своей чертовой совести!

Мужчина говорил, в точности повторяя слова Сизифа. Темная волна поднималась в душе Сизифа, с каждым словом изливаясь наружу. Он и не знал, что все это еще жило в нем.

– Я просто хотел, чтобы твое лицо, каким бы оно ни было, перестало вставать у меня перед глазами! Чтобы боль ушла. Чтобы ты навсегда исчезла из моих мыслей! Ты хуже, чем все мои многочисленные смерти! Лучше бы ты никогда не попадалась на моем пути!

Женщина размахнулась и со всей силы влепила мужчине пощечину. У него на щеке остался красный отпечаток ее пятерни и царапины от длинных ногтей.

Мужчина чуть не упал.

Рука Сизифа соскользнула.

Женщина вдруг расплакалась, и мужчина, сам ошалевший от того, что из него вылилось, смутился и неуверенно обнял ее. Не сразу, но в конце концов женщина тоже обняла его, вцепившись пальцами в его куртку, будто бы тонула.

Спустя мгновение эти двое уже шли вдоль вечерней улицы, обнявшись.

Люди…

Сизиф надеялся, ему полегчает, когда все эти слова вырвутся из него и прозвучат в материальном мире. Пусть голосом другого – это неважно.

Но легче не стало.

Стало только хуже. Особенно от их объятий.

Сизиф развернулся и ушел.

В это время Лиза заваривала кофе. Не глядя положила в чашку пять ложек сгущенки. Половина пролилась на стол.

Даже не размешав, она механически сделала глоток, потом взяла листок бумаги и ручку.

Лиза прислушалась к своим ощущениям: ни струящегося холода по спине, ни тоски, сжавшейся в тугой ком под сердцем.

Сизифа не было рядом.

Никто за ней не наблюдал.

Возможно, удастся сделать все незаметно.

Отправить письмо Сергею по почте, чтобы он получил его, когда Сизиф уже заберет ее.

А она скажет Сизифу, что приняла решение и хочет воплотиться, какую бы ужасную жизнь ей ни подсунули. Воплотиться как можно скорее.

Пусть даже в самом отвратительном и больном теле. В конце концов, и это не навсегда.

Если она родится в новом теле сразу же, может, они не успеют добраться до нее? Ведь отсюда, из материального мира, никого не могут послать на уничтожение?

И тогда в своем новом воплощении она, возможно, встретит его. И он узнает ее полные страсти к жизни глаза…

Ведь так бывает…

Чтобы там ни говорил Сизиф, наверняка существует любовь, которая длится из жизни в жизнь!

Закусив губу, Лиза начала писать.

Закончив, вложила листок в конверт.

Ты прочтешь это совсем скоро.

Уже совсем скоро.

Лиза была уверена, что ее объяснений будет достаточно, чтобы он все понял.

Но еще она знала, что правильнее всего было бы отдать письмо прямо сейчас.

«Помни, кто ты: мертвая наркоманка, убившая ни в чем не повинного человека и захватившая чужое тело. Думаешь, он полюбит тебя настоящую? Что думаешь, он почувствует к тебе, если узнает правду»?

Лиза замешкалась.

Она представила, как исказится лицо Сергея, когда он прочтет.

Представила, как он возненавидит ее.

«Ты упустила свой шанс» – Лиза вспомнила голос отца и его холодный взгляд в зеркале заднего вида.

Никому не нужная девчонка, полная одиночества и страха, сжалась внутри чужого идеального тела.

Нет, она еще успеет.

У нее еще есть целая неделя.

Она сделает, как решила: отправит письмо по почте.

У нее еще есть семь дней и семь ночей рядом с ним. И пусть он любит ее в последний вечер.

А утром, когда Сизиф заберет ее, он прочитает письмо.

И будь что будет.

А пока она спрячет свое признание подальше.

Лиза достала из пустой чайной банки крестик Сергея, поцеловала его и положила в конверт вместе с письмом.

Лиза уже представляла, как Сергей найдет крест и прочтет ее признание в минуту отчаяния, на грани выбора…

Лиза спрятала конверт под стопкой кулинарных книг.

Завтра она отправит письмо по почте.

Она все рассчитала.

Руки Лизы дрожали.

А если Сизиф задержится и заберет ее позже, чем планировал?

Или раньше – и она не успеет отправить письмо, а Сергей никогда не найдет конверт?

Лиза чувствовала, что надо сказать сейчас.

Вот прямо сейчас разбудить его и сказать правду, а не писать письмо, рискуя всем.

Но тогда она потеряет Сергея гораздо раньше.

Он больше не прикоснется к ней. Не обнимет.

Все рухнет в одну секунду.

Никому не нужная девчонка, полная одиночества и страха…

Нет, она подождет.

Еще немного.

Ну что может случиться за несколько оставшихся дней?

Перед тем как выйти из кухни, Лиза огляделась.

«Тебя здесь нет, тебя здесь нет».

И ушла обратно в спальню.

Сизиф был здесь.

Правда, он опоздал и застал лишь концовку.

Но не стал вмешиваться.

Пусть думает, что он ничего не заметил.

Пусть у нее будет надежда.

Это послужит ей хорошим уроком.

Прямо сейчас

– Я много раз предупреждал ее о последствиях такого поступка. Она все отлично знала, – говорит Сизиф смотрящим на него Начальникам.

И он видит, что они верят. И почти не винят его.

Драгоценные баллы по-прежнему светятся на экране его часов.

Глава 48

За 15 дней до конца

На него смотрело хмурое, осунувшееся лицо. Мешки под глазами, какая-то грузность, уныние.

Сразу ясно, что он не спал всю ночь.

Он открыл кран и ополоснул лицо холодной водой.

Так лучше.

Только сейчас он заметил маленькую записку, прикрепленную к зеркалу:

«Ушла за молоком».

Сергей улыбнулся.

Почерк был совсем не тем,