Сейчас они лежали рядом, и Эмма находила утешение в том, что София хотя бы начала плакать, отпуская на волю свою боль. Им было некуда спешить, и Эмма прокручивала в воспоминаниях тот самый разговор, который привел их сюда.

Они сидели за столом, и София дремала у нее на коленях – приступы гнева и слез измучили ее, и после них она нуждалась в отдыхе. Присцилла гремела посудой в дальнем углу, а Шерлок говорил и говорил, не обращая на нее внимания.

– Есть много случаев, которые я вспоминаю раз за разом, понимая, что вел себя как последнее животное. У меня была масса возможностей все исправить, сделать что-то для него, помириться с ним, сблизиться и понять, но я не видел этого. Я был вечно занят, торопился, меня одолевали другие проблемы. Казалось, что я еще успею поговорить с ним, и я думал, что гораздо важнее воспитывать, а не баловать детей. А теперь все пошло прахом – я уже ничего никогда не смогу ему сделать. – Он прерывисто вздохнул и на мгновение закрыл глаза, погрузившись в непродолжительное молчание. – Вам что-нибудь известно об их родителях? – Эмма покачала головой, и он продолжил: – Марк – мой брат – и его жена Луиза умерли, когда Софии было два года. Ему было девять лет, и он отлично все помнил, а вот ей повезло чуть больше. Мои родители хотели взять детей к себе, но я знал, что для них это будет слишком тяжело. София была еще совсем крошкой, а Филипп всегда отличался сложным характером. Я настоял на том, чтобы они жили со мной. Наверное, мне стоило согласиться с родителями. Все равно, в итоге я не справился.

София похожа на Луизу. Очень красивая, тихая и внимательная. За то время, что она прожила в нашей семье, у нее почти не возникало конфликтов с моей матерью, хотя с Иреной такое случается часто. Он больше походил… на меня, как это ни странно. С Марком у него было отдаленное сходство, и с самого рождения он был почти копией меня в детстве. У нас есть фотографии, вы можете проверить. Хотя, сейчас это уже ни к чему. Может, позже, когда… когда-нибудь.

Я был уверен, что у меня все получится. Он обещал мне помочь, и в первое время все было неплохо. А потом София упала в колючий кустарник, и все сорвалось. Я не помню, что я ему сделал – наверное, ударил. Его все били, господи, подумать только. Не так давно София обмолвилась о том, что Ирена тоже как-то его наказывала. Она тогда еще разговаривала. Это, вообще-то был последний раз, когда она хоть что-то сказала.

Как-то все у нас покатилось… не так, как хотелось бы. Не так, как правильно. Я оставил их на жену. Родилась Диана. Вы вот, потом появились. А еще чертово такси, в которое не поместились дети. Упрямый такой, не переубедишь. И Ирена опять беременна, а еще ее отец, который тоже с нами ехал. В общем, места не всем хватило.

Несмотря на то, что его речь была сбивчивой и беспорядочной, Эмма поняла, что именно произошло и почему Филипп с Софией оказались одни в том автобусе. Ее помимо воли захлестнул безотчетный гнев вперемешку с желанием ударить сидевшего перед ней мужчину. Ей вдруг захотелось накричать на него, расцарапать его лицо в кровь и причинить ему боль, но она удержалась.

Словно не замечая происходивших в ней перемен, Шерлок все продолжал говорить, словно исповедуясь ей в своих грехах.

– Мы не знали. Как и вы, так что вы должны меня понять. У них ни документов при себе не оказалось, ни знакомых никаких в автобусе не встретилось. Несколько часов одни. А потом она уже одна – его не стало. Когда я примчался в больницу, все было кончено. Палец ей уже отняли, зуб удалили. А его уже… уложили в морге. – Он вдруг уронил голову на руки, и его плечи затряслись, но только через несколько секунд Эмма смогла понять, что он заплакал навзрыд. Глухой, скрипучий и по-звериному страшный голос прорывался сквозь стиснутые зубы, и он сжимал свою голову, вероятно, впервые открываясь перед кем-то в своей беззащитности. – Мы с ним расстались очень плохо. Он меня не простил. Страшная смерть была. Я не верю, что он был без сознания, но так удобнее. Позвоночник сломан в двух местах. Может быть, он не чувствовал боли, но он знал, что умирает. Он думал, что мы его бросили, и он был прав! Я не видел этого, понимаете, я ничего не видел! Я не знаю, как это было, и это просто убивает меня. Неизвестность. Каждую ночь вижу разные сны… он умирает, каждый раз по-разному. И каждую следующую ночь все страшнее. А она рядом с ним, вся в крови. Сказали, она его защищала, как будто кто-то их обидеть хотел.

Слова закончились, но слезы у него еще оставались. Он рыдал и рыдал, и совсем скоро Эмма поняла, что если она его не остановит, он будет не в состоянии уйти из кухни на своих ногах. Поэтому она протянула руку и провела ладонью по его плечу, стараясь не тревожить при этом спавшую Софию.

– Да полно вам, – не зная, что еще можно сказать, не вполне владея собственными эмоциями, все еще безумно злясь и негодуя, она стала поглаживать его руку, пытаясь привести в чувство. – Все уже позади. Главное решить, как жить дальше.

Он вдруг поднял голову, показав ей свое покрасневшее, но совершенно сухое лицо. Ей казалось, что он должен был обливаться слезами, но никаких следов недавние рыдания на нем не оставили. И именно в тот момент ей стало жаль его. Эта ядовитая горечь, которая отныне угнездилась в его сердце, не могла найти выхода. Он как будто был обречен на долгую и мучительную смерть, и Эмма впервые подумала о том, что этот человек действительно любил своих племянников.

– Да, вы правы, – горячо согласился он. – Еще до всего этого мне предлагали праздничный отпуск с женой. Номер в гостинице предоставляла авиакомпания, и расходов было совсем мало, но я отказался, потому что жена беременна, и она не сможет выдержать дорогу. Если еще не поздно, я возьму оставшиеся дни и отдам их вам.

– Что? – Она не поняла, что именно он собирался сделать, поскольку его настроение изменилось слишком быстро.

– Если тот номер еще не отдали другому пилоту, я скажу, что готов использовать оставшиеся дни. Отвезу вас и Софию туда, вы сможете побыть вдвоем какое-то время. Ей слишком плохо у нас дома, а здесь вам вдвоем не выжить. Я хочу, чтобы вы провели вместе несколько дней, может быть, тогда она сможет прийти в себя. Она уже несколько дней ничего не ест и почти не пьет, и если вы сделаете с этим хоть что-то, то я буду безмерно вам благодарен. Понимаете, она не может умереть, только не она. Мой брат и его жена разбились в дороге, и их старший сын тоже. Все умерли, она последняя из той семьи, и я не хочу, чтобы так продолжалось. Пусть она будет вашей, пусть станет частью новой семьи, но только пусть она будет с кем-то. Она еще слишком маленькая, чтобы быть последней.

– София – часть вашей семьи, – напомнила ему Эмма, хотя это и стоило ей больших усилий.

Он потряс головой:

– Нет. Она пыталась, но мы не впустили ее. Не нарочно, конечно, как-то так само получилось. А теперь она не хочет. Они были отдельной маленькой семьей, внутри нашего дома, а мы ничего не знали об этом. Не знаю, помните ли вы… скорее всего, помните. Это уже третий раз, когда ей нужна помощь. В первый раз это случилось, когда умерла лягушка – вы сами рассказывали об этом. Во второй раз – потому что она не виделась с вами, насколько я понимаю. С каждым разом такие приступы становятся все опаснее. Она не может жить одна, но я знаю, что если бы вы захотели ее принять, то она согласилась бы. Ну, хотя бы на время. Я оплачу все, что нужно. Если вы не сможете договориться на работе, я сделаю это за вас.