как я из резервации вернусь, поговорим! Хорошо? Пока все равно ни хера не готово. Иди ложись.

— Ну ладно, — ворча и обиженно сопя, кореец вышел из ванной.

Серёга постоял под душем законные десять минут и лег спать.

Утром он вынырнул из очередного кошмара. По щекам и шее были размазаны слезы.

Снилось, что он, как в лаборатории Блейка, привязан скотчем, только не к столу, а к кресту, даже голова так же примотана и закрыт рот. Из порезанных рук и ног в большие серебряные чаши стекает кровь, а голые люди с головами животных по очереди подносят к нему спящих детей, встают перед ним на колени, своими звериными зубами раздирают их плоть и пьют кровь. Он висит распятый на кресте, сердце рвется от боли, он пытается кричать, но не может, и только из глаз текут слезы. Оплакивать этих детей — это все, что ему остается.

Проснувшись и осознав, что это сон, Серёга упал обратно на кровать, скрутился в позу эмбриона и, зажав руками голову, начал стискивать ее до боли. «Что это? Почему я? Когда эти кошмары прекратятся?» От всего, что он видел во сне, было сложно отойти и в реальном мире. Он лежал так, пока не услышал фирменную барабанную дробь Дэ Хена в дверь.

Открыв ему и показав пальцем подождать одну минуту, он отправился в ванную комнату, единственное место, где не было камер и можно спокойно стукаться головой об стену, включив Инессу, прервав ее утренний сон.

Выходя, он чуть не врезался в корейца, который стоял так близко к двери ванной комнаты, что практически подпирал ее.

— Что с тобой? — не здороваясь, спросил он.

— Доброе утро, Хэнчик, — буркнул Серёга.

— На хер мне твое доброе утро? Что с тобой? Ты когда мне сегодня с утра дверь открыл, у тебя взгляд был как у тех сумасшедших, которых спецслужбы забирают!

— Хэнчик, пошли завтракать заодно и поговорим.

Зайдя на кухню, Дэ Хен сразу уселся на стул возле окна, за прошлый день уже облюбовав это место.

Серёга на несгибаемых ногах отправился включать их новомодную кофемашину, которая одновременно могла сделать и латте Дэ Хену, и американо ему.

Забрав чашки и присев за стол, он признался:

— Почти сразу, как я прилетел в Калифорнию, меня по ночам начали мучить кошмары, да такие, что поверь, лучше их не рассказывать.

Он сделал глоток горячего кофе и только сейчас начал приходить в себя, чувствуя, как зажатое тело начинает расслабляться.

— Ну, понятненько, — протянул кореец. — Видок, конечно, у тебя был как у ходячего безумного мертвеца. А пожрать-то у нас что-нибудь есть? А то я вчера, кажется, все, что было в холодильнике, съел.

— Сейчас посмотрю, что у нас осталось, — сказал Серёга. Заглянул в холодильник, там было абсолютно пусто. Дэ Хен куда-то дел даже остатки порошкового лука. Просто так их сожрать было сложно, он помнил это по своим ощущениям, когда собирался к Ребекке и съел пару ложек. Заглянул в кухонный ящик, где стояли пищевые добавки, среди них затерялись три йогурта с неограниченным сроком годности. Он поставил их перед Дэ Хеном.

— Все тебе, я есть не хочу.

— Ну, конечно, — не удержался кореец. — Если бы меня кто-то кормил тем, чем тебя кормят в резервации, я бы тоже такую дрянь не ел, — распаковывая первый йогурт, пыхтел он. — Но мне таких деликатесов и не видать! — все причитал он, доедая последний йогурт.

— Слушай, сможешь сходить купить пожрать, пока меня сегодня не будет? — спросил у него Серёга.

Дэ Хен прищурил один глаз.

— А машину оставишь?

— Нет, как я, по-твоему, доберусь до резервации?

— А как я, по-твоему, доберусь до магазина? — парировал кореец.

— Ну, я, когда в этом районе бегал, до ближайшего магазина добирался за двадцать минут.

— И что? Ты предлагаешь мне по этой жаре бежать до магазина? А еще, учитывая не твою скорость, а мою, это может занять час или два, если, конечно, меня не прихватит раньше сердечный приступ! Даже если я каким-то чудом доберусь туда, как я потащу обратно все, что купил? Я бы так не возмущался, но мне машину как у тебя не предлагали! Даже пусть не такую крутую, но хоть что-то! А то единственное транспортное средство, которое у них там в «Ридж» осталось, это ржавый велосипед скучного болотного цвета, да еще, кажется, без переднего колеса! Бери, Хэнчик! Пользуйся! Суки! — верещал уже кореец.

— Хорошо, сейчас позавтракаем, поедем вместе в магазин, купим пожрать, чтобы ты тут не помер от голода. Договорились?

— Ну ладушки! — сразу успокоился Дэ Хен.

Пока кореец собирался в магазин, Серега успел полежать и посмотреть на океан, выпить еще три чашки кофе, прочитать все вчерашние калифорнийские новости и вздремнуть. К двенадцати дня он наконец был готов ехать.

Из магазина в три часа дня Серёга практически пинками вытаскивал корейца и две набитые всякой хренью тележки.

Наконец, выгрузив его и покупки дома, он полетел в резервацию.

На парковку он въезжал уже без трех минут пять. Понимая, что вот-вот Инесса отключится.

Но на его обычном месте, граничащем дверью водителя с деревьями, уже стояла машина. Серёга быстро крутанул рулем и припарковался с другой стороны выхода в лес.

Не тратя ни секунды, он схватил свой рюкзак, выскочил из машины и побежал по лесу в противоположенную сторону от резервации. Краем глаза Серёга заметил, что задние двери машины открылись, и люди, находящиеся внутри, выскочили наружу. Пробежав с десять минут вперед уже с выключенной Инессой, он резко взял наверх и влево, сделал крюк и, не сбавляя темпа, помчался в резервацию. Вбежав на ее территорию и пролетев вниз к ручью, он чуть не сбил с ног выскочившую из кустов на него Уну.

Тормозя на лету, он схватил ее в свои руки, а она с круглыми глазами начала махать в сторону границы с резервацией.

— Там! Там! Я видела тебя! Они приехали за пять минут до твоего приезда! — тоже задыхаясь от быстрого бега, начала свой сбивчивый рассказ Уна.

— Погоди! Ты что, была у парковки? — перебил ее Серёга.

— Да, соскучилась. И пошла тебя встречать, — пожала плечами Уна и стрельнула в его сторону своими зелеными глазами. — Пойдем, нам нужно торопиться, а по дороге я тебе все расскажу. С утра мы с отцом очень удачно поохотились, и к двенадцати дня я уже была свободна. К четырем часам я пришла на парковку и стала тебя ждать, все было как обычно, но за пять минут до твоего появления приехали эти. — Она