Азар посмотрел на меня с сочувствием и протянул руку.

– Если угробите мне галерею, будете возмещать убытки. Мы это пропишем в договоре.

– В договоре, – повторил я. – Ну да, разумеется.

Он проводил меня к выходу, по пути познакомив с Элис по всем правилам – конечно же, она оказалась британкой, маленькая шельма. Оба попросили звонить, если возникнут трудности с приобретением материалов, и хором пожелали мне: «Бон уик-энд!»

Все еще ошарашенный, я выполз на шумную улицу в предкоктейльный час и поковылял прочь, натыкаясь на бабушек с тележками и женщин с букетами цветов.

Свершилось. Он дал согласие.

На протяжении долгих месяцев отрезанный от источника жизненных сил, я вдруг сумел вернуть себе малую частичку своего прежнего «я». Меня переполняла энергия. Я был горд. Я жутко волновался. Я хотел рассказать обо всем Анне.

Я размахивал портфелем и чуть ли не пританцовывал на ходу. День мой был мюзиклом, Париж – моими подмостками. Дойдя до фонтана у входа в парк, я понял, что положительно не могу держать радость в себе. Я должен поделиться с женой. Но, нашарив в кармане телефон, обнаружил, что он выключился. Я теперь так редко его использовал, что просто забыл зарядить перед выходом. И лишил себя возможности сообщить чудесную новость единственному важному для меня человеку. Хотя… можно ведь прийти и рассказать лично. Сев на скамейку, я стал взвешивать все плюсы и минусы такого варианта. С одной стороны, дом совсем рядом. С другой, еще и пяти нет, вряд ли Анна вернулась с работы, тем более Камилла уже в Бордо. А если Анна и там, она рассердится, что я без звонка. Хотя, может, ей, наоборот, будет приятно, что мне так не терпится ее увидеть. В общем, я решил рискнуть. Идти всего минут пятнадцать. Если что, записку оставлю. Вдруг она согласится со мной поужинать? Вдруг, хотя и маловероятно, у нее еще нет планов на вечер?

К моему удивлению, на кухне горел свет. Я застыл у ворот, вглядываясь в окна. Ключи у меня были, но я не чувствовал себя вправе ими воспользоваться. И тут я увидел жену. Говоря по телефону, она прошла к раковине и стала наполнять водой какую-то емкость. Наверное, вазу для цветов. В отличие от меня, унылого ленивца, Анна всегда поддерживает в доме идеальный порядок.

Собравшись с духом, я пошел к крыльцу, на ходу репетируя свою речь: у меня прекрасная новость, очень хотел поделиться, телефон сел… И вдруг в окне показалась вторая, мужская фигура! Он наклонился к ней, видимо, что-то спрашивая; она махнула рукой в сторону буфета, не отрываясь от телефона. Человек обернулся, и я узнал в нем Томаса. Томас на моей кухне. Пятничным вечером.

У меня сжало виски и бешено заколотилось сердце. Они встретились по работе, наверняка они там работают. На суде присяжные встали на сторону истиц, но виноторговцы подали апелляцию, судья назначил повторное слушание. У Анны сейчас работы выше крыши, она сама говорила. Однако через час официально наступит вечер пятницы, ребенок отправлен в гости, отец ребенка – в изгнании… Я смотрел на Анну, и у меня подкашивались колени. Я не мог пошевелиться. Однажды в детстве я раскачался на качелях и упал плашмя с самой верхотуры. Помню, как лежал на земле вниз лицом, смотрел на ползущего муравья, и в животе у меня было очень больно и совершенно пусто.

С той же пустотой внутри я развернулся и пошел на выход. Мне уже было ясно, что сюрприз сейчас не самая лучшая идея. Но тут за спиной у меня щелкнул замок, и раздался голос Анны:

– Ричард?

Я заставил себя повернуться к ней.

– Ты что здесь делаешь?

Я стоял как дурак, с пустыми руками, с пустой головой и проклинал себя за глупость.

– У тебя все в порядке?

– Конечно! Я тут просто был рядом, телефон сдох… – Я полез в карман, чтобы предъявить вещественное доказательство. – Вот я и не позвонил, хотя теперь вижу, что стоило…

Я окинул ее взглядом и не без облегчения заметил, что на ней туфли на плоской подошве.

– Извини, что побеспокоил.

– Ничего, – ответила она, переминаясь с ноги на ногу. – Я просто… не ожидала. Только что проводила Камиллу, она, конечно, в полном восторге. Надо нам… мы тоже должны что-то придумать, она ездит к Мерсье второй раз, теперь наша очередь.

– Да-да-да, – согласился я, кивая всеми частями тела вместе с глупой головой.

– Э-э, ты зайдешь? Мы тут… с Томасом…

– Да, – сказал я, по-прежнему кивая. – Я заметил.

– Мы с ним… работаем. Почти закончили.

Я ее не слушал. В ушах звенело. В любую секунду за спиной у моей жены в дверях мог нарисоваться он, с этими своими губами, шмотками из отдела для гулливеров и босиком.

– Нет, спасибо, мне пора, я просто мимо проходил, не буду мешать…

– А что за новость? – спросила Анна, бросив взгляд через плечо.

– А! Ну да, в общем… Я нашел галерею, куда пристроить инсталляцию по Ираку. Азар Сабунджян заинтересовался.

– Ого! – Анна была приятно удивлена.

– И он берет ее к себе. Ну, в смысле возьмет. В апреле.

– Боже мой, это же чудесно! – воскликнула Анна.

Она сбежала по ступенькам и заключила меня в объятия, пьяня незнакомым ароматом кедра и лайма. Должно быть, она заметила мое удивление, потому что тут же отступила.

– Я за тебя очень рада. Прекрасная новость.

– Ну да, и я просто подумал… ну, надеялся… – Я глянул в сторону ворот. – Глупо. Конечно, у тебя уже есть планы. В общем, я просто хотел, чтобы ты знала.

– Ясно… У нас с этим повторным слушанием работы невпроворот. – Она снова оглянулась. – Ну, мы и пытаемся хоть немного ее скрасить.

«Только не спрашивай про Селену! – заклинал я себя. – Не спрашивай про Жака! Не подавай виду, что тебе стало не по себе от лицезрения этого белобрысого придурка в своем доме».

– Может, зайдешь? Выпьем за успех?

– Нет, нет. Я вам помешал. В другой раз как-нибудь.

– Обязательно. Такое событие надо отпраздновать.

Я попытался улыбнуться:

– Это точно.

Она улыбнулась в ответ, и мне стало совсем плохо. Я внезапно понял: то, что я принимал за печаль, на самом деле было жалостью.

– Приятные у тебя духи, – сказал я, сунув руки в карманы.

– О… – Она зарделась. – Спасибо.

Я смотрел на нее, и мое унижение трансформировалось в ярость. Я хотел вернуть себе жену. Я хотел вернуться в свой дом. Я хотел знать, что там делает этот тип. Но я лишь махнул ей рукой и выкатился на улицу, где совсем недавно краской на асфальте признавался в любви к своему ослику.

Хрупка и неустойчива психика отвергнутого мужа. Десять минут назад я был преисполнен счастливых надежд, и ноги сами несли меня. Теперь же я еле плелся в дом, который не был домом, под гнетом разочарования и, что еще хуже, неизвестности. Я-то думал, что Анна переживает наше расставание так же тяжело, как и я. И лишь теперь мне пришло в голову, что с ее стороны все иначе. Что для нее этот этап не тюремное заключение, а долгожданный глоток свободы.