кого он предопределил, тех и оправ­дал; а кото оправдал, тех и прославил (Римл. 8, 29), т. е. на­делил их нетленным телом, благодаря которому они пережи­вут смерть обыкновенного земного тела и обретут вечную жизнь. (Там же).

Пока еще мы пребываем в плотском теле. Поэтому наше познание еще далеко от совершенства. Мы все еще смотрим на духовную основу вещей «как бы сквозь тусклое стекло, гадательно» — так сравнивал Филон простое, посредствен­ное познание бога, вытекающее из его явления в мире, с со­зерцанием бога в зеркале. Мы видим его только как бы окутанным в чувственную оболочку, подобно тому, как смысл загадки скрыт в его словах. И хотя мы, как пневматические люди или люди, живущие по духу, внутренне просвещены, хотя мы, вследствие тождества нашего духа с божьим духом, уже теперь приобщаемся к актам таинства, познавая скрытый смысл св. писания, таинственно намекающего на христа, или же проникая вместе с духом в глубины божества и в наших внутренних переживаниях постигая скрытые на небе тайны (1 Кор. 13, 2) — подобно Павлу, утверждающему, что он восхи­щен был до третьего неба, в рай, и слышал неизреченные слова (2 Кор. 12, 2 — 4) — все же достичь полного познания нам и теперь еще препятствует наше плотское тело, способ­ное рассматривать вещи только в свойственных ему формах, т. е. тем или иным чувственным образом. Но настанет день, когда мы встретимся с богом лицом к лицу, когда мы смо­жем познать его так, как мы сами им познаны, т. е. без всякой оболочки и посредничества (1 Кор. 13, 9 — 12).

Следовательно, восприятие духа отнюдь не означает не­медленного освобождения от плотского тела. Тело и теперь еще продолжает существовать. Но когда в него вселяется дух, оно изменяется, становится не тем, чем оно было раньше, и его сила, как уже было сказано, в корне подрывается. Оно мертво или, во всяком случае, находится в состоянии отми­рания. Поэтому и мы уже больше не связаны с телом, как это было раньше, и не подвержены смерти, а связаны с ду­хом, решительно освобождающим нас от плоти, гарантирую­щим нам окончательную победу над плотью и тем самым обеспечивающим нам жизнь (Римл. 8, 12 сл.). Хотя в этом и заключается одновременно призыв к борьбе с плотскими вожделениями, но это не потому (как раньше), что Христос умер за нас и своей покорной и любвеобильной жертвенной смертью явил нам пример подобающего отношения к плоти, а потому, что, восприяв дух, мы должны действовать соот­ветствующим образом и даже с внешней стороны проявлять свою духовную природу. Логическая последовательность требует, разумеется, чтобы обладающий духом не только не помышлял о грехе, но и не был способен грешить, потому что с вселением духа мощь его тела исчезла. Но Павел не делает этого вывода, по-видимому, вследствие сомнительной приемлемости подобного требования с этической точки зре­ния. Поэтому можно ограничиться указанием на то, что, со­гласно изложенным взглядам апостола, возможные проступки людей, живущих по духу, следует, во всяком случае, рассма­тривать не как смертные грехи, а лишь как предсмертные конвульсии погибающего в нервной борьбе плотского тела. Каковы бы они ни были по своей Природе, они уже не могут лишить христианина надежды на его окончательное реальное освобождение.

Правда, пока еще искупление тела даже для восприявших дух не выходит за пределы надежды (Римл. 8, 23 и сл.). Но что эта надежда их не обманет, доказывает восприятие духа, которое как бы гарантирует им грядущее величие (Римл. 8, 23; 2 кор. 1, 22; 5, 5). Сама по себе надежда не является, конечно, созерцанием, ибо тогда она не была бы надеждою; но она позволяет верующему с твердой реши­мостью и терпением ждать того момента, когда она испол­нится. И не только люди, вся тварь ждет вместе с ними от­кровения сынов божьих. И она, подверженная бренности и страдающая от рабства тления, — и она должна быть осво­бождена и приобщена к величию детей божьих и к их иску­плению от греха и зла (Римл. 8, 19 — 23). Уже теперь дух подкрепляет верующих в их немощах и указывает им, как они должны молиться. Когда они, обращаясь к господу и чувствуя свое бессилие и убожество, способны проронить только воздыхания нечленораздельные, сам дух ходатай­ствует за них перед богом, и бог, испытующий сердца, знает мысли духа (Римл. 8, 27). Но так как дух составляет с возве­личенным Христом одно целое, то мы можем оказать, что воскресший Христос, сидящий одесную бога, вступается в своей любви за них (Римл. 8, 34). Точно так же Филон рассматривает логос, как ходатая и защитника людей, а иудейское народное поверье поручает архангелу Михаилу заступничество за дела человеческие перед богом. Бели же бог за нас, то кто против нас? От любви мессии никто не может нас отлучить. Какие бы страдания ни предстояли нам еще на земле, любовь Христа, которая едина с любовью бога, соединяет нас, живущих по духу, с богом. Поэтому за нами обеспечена победа над плотью и ни жизнь, ни смерть, ни земные или небесные силы не смогут воспрепятствовать на­шему конечному торжеству (Римл. 8, 31 — 39).

Большей уверенности в спасении, большей гарантии искупления быть не может: ведь верующие, обладающие ду­хом христовым и соединенные с ним в одно тело, уже обрели вечную жизнь, к которой они стремились: в сущности им вовсе не приходится ждать царства божьего, так как они уже теперь как бы авансом получают его в мире и радости святого духа (Римл. 14, 17). Раз Христос восстал из мер­твых, то это имеет силу и для тех, кто во Христе или, кто един с ним духом. Они — уже граждане его царства; нет надобности, чтобы оно когда-либо настало, так как оно уже существует, лишь слегка скрытое под оболочкой земной жизни. Хотя они еще и облечены в плотское тело, но за чувственными очертаниями последнего скрывается высшее тело, лучезарное духовное тело; это духовное тело и есть то истинно живое, что остается в них после того, как плотское тело осуждено на отмирание и уже мертво.

Буква убивает, дух же животворит. Если же служение смертоносным буквам, начертанному на камне моисееву за­кону, так сияло величием, что израильтяне не могли глядеть на лицо Моисея, то насколько величественнее должно быть сияние пневматического тела при его служении духу! Если уже служение ветхому завету, при всей его бренности и гре­ховности, способно было временно окружить Моисея сиянием славы, то насколько величественнее должно быть служение новому духу, которое