Та самая река прорубившая в долине русло, как оказалось срывалась тремя неширокими водопадами с правой и дюже высоченной долгой гряды. Чудилось, она брала свои воды в густых ельниках восходящих к середине горы, и, низвергалась с каменистого обрыва, каковой ровным отвесным склоном завершал ее к подножию.

Подъезжая к Выжгарту ближе, все чаще можно было углядеть энжеев, ничем не отличимых от того, с каким когда-то столкнулась Владелина. Могутными и мощными в плечах с развитой мускулатурой и высоким угловатым горбом на спине были те создания, купно поросшие густой, бурой, серой, а то и вовсе черной шерстью. Обряженные в короткие, переброшенные через плечо, разноцветные плащи, сходящиеся на груди двумя концами, сколотыми яркой блестящей застежкой да с короткими от пояса до колен сшитыми полотнищами, перехваченными меж ног, чем-то напоминающими широкую исподницу.

Энжеи, в отличие от виденного Владой, к людям явно относились добродушно. Потому, когда лошади путников вступили сквозь проем в центральный, огороженный уступ, являющийся частью Выжгарта, принялись дюже широко им улыбаться так, точно ожидали того прибытия. Один из них подступив к Вещунье Мудрой, и вовсе прикоснулся к вставленной в стреме ноге перстами, а после поднес их к своим выпученным и покрытым шерстью устам, облобызав, и вельми низко поклонился. Царица также приклонила голову в ответ в знак приветствия, и на каком-то гыркающем языке, что-то молвила энжею. Последний, торопливо испрямился, благодушно зыркнул на юницу восседающую на жеребце подле царицы, и кивнув, указал рукой вглубь того уступа-поселения, при том не менее звучно загыркав.

– Двужил, – обернувшись, обратилась к главе гомозулей царица. – Мальчиков проводит Слуда до домов, а ты и Могуч поезжайте с нами. Одэгэ Шудякор выделил нам особые покои в своем жилище.

– Хорошо, – весьма сухо проронил глава гомозуль, судя по всему, с трудом сдерживая свое негодование на то, что днесь перестал возглавлять этот маленький отряд.

– Но ежели ты не желаешь, – немедля откликнулась Вещунья Мудрая, и теперь воззрившись на девочку, оглядела с беспокойством ее искривившееся от частого дрыганья руки лицо. – Можешь поехать с мальчиками. – Двужил ехавший сразу же за царицей и отроковицей, что-то гневливо фыркнул. – Ну, тогда, – дополнила Вещунья Мудрая и чему-то широко улыбнулась. – Не забудь выделить в свиту Владелине двух мальчиков.

– А то я не знаю… – Двужил уже не скрывал своей досады, что не просто прорывалось в гуле его голоса, оно сквозило в его очах и единожды меняющемся цвете кожи лица. – Не знаю, что надобно взять свиту, да?

Царица почему-то не ответила гомозулю, так точно перестала его слышать. Она резко повернулась к стоящему подле нее энжею и сызнова ему, что-то сказала, а после когда тот суматошливо закивал своей большой головой протянула ему руку. Слуда, как назвала его Вещунья Мудрая, дюже ласково прикоснулся устами к ее белоснежной коже руки и опять приклонил голову.

– Граб, Миронег за мной, – скомандовал меж тем Двужил, все еще громко подфыркивающий после каждого слова, первый признак, что он гневается. – А остальные следуйте за мекши Слуда. Он отведет вас к жилищу и накормит. Крепыш ты за старшего… и чтоб мне там… чтоб вели себя тихо и не шалили, а то я вам надаю.

Влада услыхав запальчивую речь учителя, несмотря на боль в руке, воочью начавшуюся усиливаться, усмехнулась, не представляя себе как достающий даже ей до груди гомозуль сможет справиться с такими рослыми и крепкими мальчиками, да еще им куда-то там надавать. Однако, так как царица, уже вновь тронув коня, поехала по улочке, поспешив вслед за ней, понудила ступать и Уголька. А Слуда, чтой-то шумно загыркав и колготно замахав рукой, повел прибывших повдоль края тына.

– И зачем ты, Вещунья Мудрая, – все еще сердито произнес Двужил, нагоняя едущих по улице женщин. – Стараешься уничижить меня при Владе.

– Я?…уничижить? – тотчас не менее досадливо отозвалась царица и резко обернувшись, кажется, пронзила насквозь своим взглядом гомозуля. – Много чести для тебя, Двужил…. чтобы я уничижала тебя при девочке. Ты и так сам себя уничижил при ней… показав всю свою неразумность, подвергнув ее жизнь опасности и доставив такую боль. Уничижение, ты, очевидно, получишь от Зиждителя Воителя… или быть может, что вернее от Зиждителя Огня.

– Мне Зиждитель Огнь не указ, – совсем тихо проронил гомозуль, однако в голосе его эти слова прозвучали никак утверждение, а как слабо-колыхающееся прикрытие, оное правда, при первом дуновение должно было развалиться. – Мой Творец Зиждитель Воитель.

– Я рада, – очень жестко молвила Вещунья Мудрая и зримо качнула головой так, что ее длинные, пшеничные волосы, заплетенные в мудреную толстую косу, чем-то напоминающую колосок злакового растения, подобно живым сразу шевельнулись. – А мой Творец Зиждитель Седми. Обаче я не менее моего Отца почитала и почитаю Зиждителя Огня и Зиждителя Воителя. А по поводу того, что Зиждитель Огнь тебе не указ, думаю надо сказать твоему Творцу Зиждителю Воителю. Думаю Зиждитель это, непременно, оценит, або как мы все ведаем, особенно трепетно относится к своим младшим братьям. Знаешь, – немного погодя добавила все также раздраженно Вещунья Мудрая, – не всем Двужил… Поверь мне, не всем нравится когда их украшают бравые ожоги, знак прижженной полученной в сражении раны. Тебе не кажется, что Владу и мальчики, это все-таки не гомозули.

– Двужил мне хотел помочь, – вступила в толкование, своих однозначно бранящихся учителей, девочка. – Он не желал мне боли, – всегда с трудом переживая какую-либо свару, и не желая ее слышать, досказала отроковица.

– Что ж, Владушка, – теперь Вещунья Мудрая заговорила вельми мягко, безусловно, она почувствовала волнение юницы и постаралась его погасить. – Будем именно так и думать. Так как гутарит тебе твоя сияющая душа. – Царица легохонько повела голову влево и чуть зримо улыбнулась девушке.

Вельми широкие улицы, вымощенные округлыми лощеными камнями всякой разной формы и цвета, горизонтально и вертикально расчерчивали поселение, в той части Выжгарта, по каковой ехали представители Лесных Полян, где на большом удалении, друг от друга, стояли мудреные по виду дома энжеев. Жилища энжеев были одноуровневыми, одначе, приподняты над землей в основании, глядевшиеся дюже длинными прямоугольниками. Нависая над почвой, они опирались своими краями на мощные сваи, где опорные не только по рубежу, но и в значительной мере по граням стен столбы, поддерживали на своих навершиях удлиненную крышу с пологими навесами украшенными резьбой. Сами стены домов были сотворены из деревянных жердей, весьма гладко отполированных, а потому блестящих. Широкие окна не просто украшали стены жилищ, они шли махонистыми полосами, иногда начинаясь от края столба доходя до соседнего и точно от крыши до потолка. Их чудная малопрозрачность со стороны двора не давала возможности просматривать внутренность самого помещения. Не менее широкими были веранды домов с резными закрученными по спирали столбами и весьма просторными, к коим с земли вели долгие ступени деревянных лестниц.

Пространство же, которое получалось от приподнятости дома над уровнем почвы, было огорожено плетеным из ветвей тыном за каковым жил скот, в основном козы и бараны. Витиеватыми устремленными вверх, то округлыми, то угловатыми, но непременно украшенными резьбой были деревянные обналичники, венчающие края черепичных крыш, а порой и сами коньки. На них дюже ладно просматривались маханькие искусно вырезанные фигурки зверей и птиц, переплетенные по всей длине ажурными ветвями хвойных деревьев так, что чудились те малюсенькие иголочки трепещут, как живые.