– Да за что ж ему такое! Сюда приехал к умирающему брату, там друг умер. Ох, тяжко-то как! Может, он и уехал в Москву?

– А брат тоже умер? – Костя очень боялся спугнуть соседку, но не хотел упустить шанс выведать у нее побольше.

– Наверное, раз Иван Ильич уехал. Делать-то ему тут, видать, нечего стало. То все расспрашивал меня, как ивановские реинкарнаторы работают, приезжают ли на вызов или надо в дацан ехать. Я так поняла, у братца прописки-то нашей нету, вот Иван Ильич и суетился. Ну успокоила его, рассказала, что приезжает служба-то даже к тем, кто без прописки.

– Спасибо, Катерина Степанна! Квартиру, значит, сдаете? А то мне, может, придется в Иванове задержаться… А уж если Ваня тут жил, значит, место неплохое.

– Сдаю, милок, сдаю.

– Почем?

– Недорого! Всего восемьсот в день. Другой такой цены не найдешь!

– Хорошо. Если Ваню не найду и останусь тут – приду, – пообещал Костя. В принципе, даже не особо соврал. Хотя в Иванове он не останется, ибо Кучик явно уехал из города. Вот только куда?

– Ну что, упустили ваши безопасники Успенского, – зло бросил он Кире на улице. – И я тоже упустил. И снова – ни одной зацепки!

– Ну одна есть, – тихо ответила Кира. – Борецкий.

– Она права, – кивнула Аня. – Раз Успенский приезжал к нему, значит, Борецкий может знать, куда Кучик уехал.

– Амгалан Тумэнович, нам нужен Борецкий, он – последняя возможность выйти на Кучика. Но члена Ордена он и на порог не пустит. Давайте обратимся за помощью в местную сангху? – Костя ходил по комнате отеля, прижав телефонную трубку к уху.

– Нет, к буддистам не суйся.

– Но, Амгалан Тумэнович…

– Нет.

Костя закатил глаза. Ну вот, еще один командор боится перейти дорогу сангхе. Доржиев не похож на Оболкина, а в этом вопросе ведет себя так же. Или перестраховывается? Боится, что о приборе Леона узнает кто-то вне Ордена? В памяти всплыли слова Туманова о том, что возможность стирать карму – это прямая угроза власти Ордена. Неужели Туманов прав?

– Борецкий – буддистский монах. Если в монастыре с ним поговорят…

– Костя, нет! Я запрещаю обращаться за помощью в любой монастырь или дацан!

Костя растерялся от такого приказа и замолчал. Других идей не было, так что он продолжал прижимать к уху трубку, но не знал, что сказать. Командор воспринял молчание по-своему и пояснил:

– Они нам не помогут. Не помогут, но будут использовать нашу просьбу потом, в своих целях. У нас не просто так принято соглашение о невмешательстве.

– Но Борецкий – их монах, и он вмешивается в кармический закон… Это же даже не наши дела, это их касается напрямую…

Амгалан на несколько секунд замолчал, а затем произнес совсем другим голосом, тихим и мягким:

– Я тоже был буддистским монахом. До двадцати двух лет. В Бурятии. А мой отец служил в том монастыре ламой. Потом он уехал в Питер и основал там дацан Гунзэчойнэй, может, слышал про это.

Слышал ли он? Да об этом вся страна слышала! То-то фамилия командора ему с самого начала показалась знакомой. Ну конечно! Тумэн Доржиев! Буддийский лама, ученый, общественный деятель.

– Я не думал, что вы сын того самого Доржиева… – ошалело ответил Костя. – У вас, наверное, отличные отношения с сангхой?

– Они меня вышвырнули из монастыря, – хмыкнул Амгалан. – Сказали, выбирай: ты или монах, или реинкарнатор. Многие священнослужители считают беспамятных людьми второго сорта. Якобы что-то с нами не так, раз мы не помним прошлую жизнь.

– А им не приходило в голову, что, может, у нас просто первая жизнь?

– Приходило. Но в ходе многолетних философских диспутов на эту тему они решили, что новички на Земле не умеют чуять смерть. А те, кто чуют… вроде как плуги у крестьян. Нужные и полезные, но созданные только ради одного, люди-функции. «Плуг» можно улучшать, совершенствовать, но бессмысленно пытаться вести его по Срединному пути. По этому пути нужно вести крестьян.

– Поэтому вы ушли из монастыря?

– Ну по большому счету выбора-то у меня не было. Мне, конечно, формально его предложили, но… как отказаться от дара? Это физически невозможно. Я просто пытаюсь объяснить, что понимаю сангху лучше, чем ты, и что нынешние соглашения появились не просто так, это зафиксированное на бумаге статус-кво.

– Я понял, командор, – кивнул Костя, хотя тот его не мог видеть.

– К Борецкому можно подобраться иначе. Ивановский горком, говоришь, следил не только за ним самим, но и за всеми его клиентами? Вот и попроси у них списки. Скорее всего, «с улицы» Борецкий не принимает, должен быть какой-то пароль или что-то такое. Узнаешь этот пароль – сможешь поговорить с ним самим.

Мысль о необходимости каким-то чудом уговорить клиента Борецкого сдать пароль вызвала легкую панику. Но за месяц, что Костя отработал в Ордене, ему уже пришлось сделать столько всего, чего он никогда не делал, что каждое следующее дело воспринималось проще. Да и некогда переживать и паниковать – надо срочно подобраться к монаху, пока и эта нить не оборвалась. Костю выводило из себя, что в последний момент у него все срывалось. На этот раз нельзя такого допустить!

Он набрал телефон Киры.

К вечеру она прислала всего одно имя. Из списков свидетелей, проходивших по делу Борецкого как вероятные клиенты, лишь Маша девяти лет от роду жила в Иванове. Ее папа владел гостиницей «Интурист», самой крупной в городе. С остальными клиентами поговорить было бы слишком затруднительно. Впрочем, и в отношении девочки могли возникнуть проблемы. Тяжелейший ДЦП с детства; она практически не ходила, но у семьи хватало денег и на хорошую коляску, и на няню, вывозившую ребенка погулять в парк. Осталось всего лишь подобраться к девочке так, чтобы няня или охрана не подняли шум, и убедить ее рассказать незнакомому мужику, как найти мошенника, которого она отмазала от полиции. М-да. «Всего лишь».

На совете трех – Амгалан Тумэнович присутствовал по громкой связи – решили, что идти к Маше нужно именно Косте, хотя Кира упирала на то, что ей с ребенком найти общий язык проще, а при виде мрачного двухметрового мужчины в черном пальто не то что дети, но и собаки попрячутся. Колесов с радостью спихнул бы на нее эту миссию. Рядом с детьми он чувствовал себя деревянным, не представляя, что делать и как разговаривать. Тут и со взрослыми непросто… Но Амгалан был непреклонен: если к Борецкому пойдет Костя, то и к ребенку идти ему же.

– Мы имеем право засветить лишь одного человека, – пояснял командор. – Во-первых, Киру могут знать как члена Ордена, и тогда операция провалится, не начавшись. Во-вторых, не исключено, что у бывших клиентов есть договоренности со своим спасителем, например, они докладывают ему о новых желающих стереть память. Если к ребенку придет женщина, а пароль произнесет мужчина, Борецкий может заподозрить неладное и разыграть ничего не понимающего дурачка.