* * *

Гаррисон был без сил. Поездка в Харп принесла ему удовлетворение, но, как обычно, продолжительные экстрасенсорные исследования его опустошали. В дополнение ко всему этому, он скучал по Сюзи больше обычного; к тому же, присутствие Вики Малер в “Прибежище Гаррисона” было почти осязаемым.

Вики...

Как-то, вскоре после их с Терри свадьбы, Гаррисон и Кених поехали в Шлос Цониген в швейцарских Альпах. Официально он находился в “Прибежище Гаррисона”, но ему так захотелось увидеть Вики, убедиться, что она.., там. Это было ошибкой, каким-то ночным кошмаром, и он поклялся никогда не возвращаться туда. Кошмаром была даже сама мысль о возвращении.

... Туннель с его неверным освещением врубался, как светящаяся неоновая трубка, в самое сердце скалы. Они были одеты в меховые ботинки и куртки, меховые рукавицы. В маленьком вагончике доехали по рельсам до места упокоения Вики: в скальной стене, ниша номер 2139, где лежало в замороженной взвеси ее тело, все еще разъедаемое раком, который убил ее, но сейчас он был замороженный, как и тонкая оболочка, содержавшая его.

Он мог видеть только ее лицо: оно было наполнено покоем, за которым он чувствовал агонию, возможно, свою собственную. На его щеках слезы замерзали маленькими шариками. А ее замороженный контейнер скользнул обратно в нишу, когда Гаррисон повернул назад. Это воспоминание еще преследовало его.

Однако на этот раз, после его возвращения из Харца в дом в Суссексе, Терри была так рада видеть его и настолько участливо отнеслась к его усталости, что он скоро снова стал прежним. Конечно, она хотела выйти в свет в своих новых нарядах. В марте и апреле им надо посетить несколько званых вечеров, в особенности тот, который дает Дорис Кватрейн. Пресловутая подруга одного лица из высшего света, жившая в Мэйфэйр. Вот там-то Гаррисон и должен был встретить Гарета Вятта. Так договорились Терри и психиатр, и вот как прошла эта встреча.

Вилли Кених отвез их на “мерседесе” к дому в Мэйфэйр и вернулся к себе. Для приема были отведены три больших зала, хотя, как обычно было принято в доме “мисс” Кватрейн (она часто бывала и “миссис”, но на данный момент была свободна), двери комнат были открыты и гости при желании могли уединиться. На вечере было много вкусной еды, “модных” (а с точки зрения Гаррисона “банальных”) разговоров и море напитков. Последних он избегал, оставив для себя полбутылки дешевого итальянского бренди, припасенного хозяйкой специально для него. Они с Терри сели в углу и через некоторое время к ним присоединились несколько ее школьных подруг, с которыми она впервые выходила в свет. Каждая из них теперь познала сущность чувственной женственности: компания, которую еще несколько лет назад Гаррисон нашел бы очаровательной, удобной и легкой, теперь совсем не тронула его или, что еще хуже, просто была смешна.

Он сразу расслабился, позволяя своему сверхчувствительному восприятию полностью впитать новые женские псевдоцвета и псевдоузоры. Через некоторое время Терри пошла поболтать с самой Дорис Кватрейн. Сразу же после ее ухода Гаррисон почувствовал приближение еще одного человека, чей силуэт был высокий, худощавый и очень мужественный. Не дожидаясь приглашения, незнакомец подсел к нему и подругам Терри в их углу, и кто бы он ни был, его действие на женщин было мгновенным и удивительным. Разговор сразу же замолк, а в следующее мгновение они заговорили все одновременно и более оживленно, чем раньше, что Гаррисон мог приписать либо хорошей внешности, либо положению незнакомца.

Затем, чувствуя, что в его направлении протянута рука, он пожал ее и представился.

— Гаррисон, Ричард Гаррисон.

— О, я, конечно, знаю, кто вы, мистер Гаррисон, — голос незнакомца был глубоким и приятным, — и если можно так сказать, то я восхищаюсь вами, умоляю вас извинить мое незваное вторжение, но.., ну, я столько слышал о вас, и, по-моему, у нас должно быть много общего.

— А! — улыбнулся Гаррисон. Он не был совсем уверен, что ему нравится самоуверенность незнакомца и то, как тот вторгся в их компанию. Возможно, получится поставить его на место, не оскорбляя. — Вы много знаете обо мне, и у нас много общего? Тогда вы можете быть только.., моим налоговым инспектором!

Леди рассмеялись, но по тому, как они это сделали, чувствовалось, что их присутствие здесь теперь было излишним. За их смехом стояло нечто более глубокое. Они стали извиняться и уходить, и вскоре двое мужчин остались одни.

— Меня зовут Вятт, — сказал незнакомец, — я недавно стал членом общества парапсихологии здесь, в Лондоне. Вот откуда я знаю о вас. Кажется, они питают к вам большое уважение.

— Я был всего лишь на одном-двух собраниях, — ответил Гаррисон. — Там много говорят, пьют еще больше и мало что делают. Честно говоря, они мне надоели, как, я уверен, со временем надоедят и вам. Я не намерен продлевать мой членский билет.

— Вы очень откровенны, — засмеялся собеседник, — а это, скажем, самое меньшее, чего я ожидал от вас. И могу сказать, что я уже согласен с вами — насчет того, что там скучно. Они чрезвычайно неинтересны. Как теоретики и ораторы, может быть, — да, но не как практики.

Гаррисон нашел его интересным. Голос собеседника, не будучи звучным, был почти гипнотизирующим, сочетаясь с его запахом (с его человеческим запахом, который был гораздо сильнее, чем тонкий косметический налет) и превращаясь в образ мужчины, скажем так.., где-то сорока восьми или девяти лет, но выглядящего гораздо моложе. Худощавый, высокий, с хорошо ухоженными каштановыми волосами, наверное, подкрашенными, чтобы скрыть начинающуюся седину, этот Вятт был привлекательным.

Его рукопожатие также, казалось, соответствовало всему этому, так что теперь Гаррисон был убежден, что он обладает полным психическим изображением этого мужчины. Он догадывался, что физически тот был крепок. Глубина его голоса и сила рукопожатия подтверждали это. И если он прав, этим можно объяснить воздействие Вятта на женщин. Кто бы или что бы он ни был, этот мужчина всегда будет пользоваться определенным успехом. Вот почему эти девочки ушли. Между ними было молчаливое понимание. Остаться — значило бы соперничать между собой за его внимание. Позже, возможно, когда это опьянение выветрится, а внешний лоск слегка поувянет, тогда они вернутся. Гаррисон мог легко контролировать выводы его обостренных органов чувств.

— Мистер Вятт, вы, конечно, понимаете, что я совершенно слепой.

— Вы извиняетесь? Слепой? Ну, конечно, я понимаю это. — В его голосе послышалось замешательство и легкая настороженность. — Я что-нибудь сделал или сказал не так, или...

— Нет, нет, ничего подобного, но вы сказали о наших коллегах по обществу парапсихологии, что они теоретики и ораторы, но не практики. Я — слепой, но в то же время я — практик.

— Мне так и говорили о вас. Вот почему, в общем-то, я и хотел поговорить с вами. Всю свою жизнь я интересовался психиатрией и психологией, нормальными и аномальными умственными процессами, и только недавно заинтересовался парапсихологией. Это, так сказать, другая сторона медали. И к тому же, мне тоже хочется стать практиком.