Время от времени она подзывала кого-нибудь из них, чтобы пошушукаться.

Это было довольно любопытное место — громадная вилла, хорошо укрытая в глубине парка. Все танцевали в больших комнатах, почти полностью освобожденных от мебели. Здесь собралась самая разношерстная публика: праздные отпускники, советники посольств, русские аристократы и трагические актеры, камергер папы, окопавшиеся в тылу в ужасе, что сегодня или завтра эта бойня вынудит их расстаться с комфортом. Что касается женщин, то в основном это были «легкомысленные дурочки», как сказал бы Вентру. Светские дамы отличались от них едва заметными деталями: может быть, менее бросающимися в глаза украшениями, более гордой посадкой головы. Все вокруг курили — мужчины и женщины, — даже когда танцевали. Казалось, что война, смешавшая все сословия, разладила и временной порядок, разумное и принятое всеми соответствие одежды времени суток. Здесь все одевались, как хотели: в платья для города, вечерние, дневные, эгретки, театральные манто, бальные туалеты — были даже три сорванца в желтых купальных костюмах, а их ноги были выкрашены в цвет бордо по последней кубистской пляжной моде.

Д’Эспрэ вовсю развеселился, особенно когда встретил своих довоенных друзей. Он танцевал без отдыха и по каждому случаю восклицал модную тогда фразу: «Как мы здесь веселимся, на полных оборотах!», — вновь получая наслаждение от общения со всяким сбродом.

Стив не отходил от Макса. С молчаливого согласия они сели рядом недалеко от танцевальной площадки. Ни тот ни другой не могли — или не хотели — говорить. Через полчаса Стив не выдержал:

— Мой корабль отплывает послезавтра. Я уеду сегодня вечером.

Макс не ответил.

— Я уезжаю, — повторил Стив. — Но перед этим мне нужно с ней объясниться.

— С ней! — подскочил Макс, будто его разбудили.

— Да, с ней. Я хорошо ее знал раньше, очень хорошо.

Макс сжал челюсти:

— Мне наплевать. Она моя, я владею ею.

— Не сходи с ума. Никто никогда не мог ее удержать. К тому же она замужем.

— Мне все равно. — Он потушил свою сигарету. — Надо выбирать, Стив! Лицемерие или смерть. Жизнь во лжи или любовь.

— Тебе не кажется, что войны хватает…

— Я ее удержу. Даже если при этом погибну.

— Из-за одной ночи, Макс, одной-единственной ночи… Ты сумасшедший!

— Ее единственной не хватало в моей жизни. Но оставим это. Иди поговори с ней — и разойдемся.

Стив обошел несколько пар и направился к Файе.

— Теперь она танцует со мной, — сказал он Пепе.

— Если мадам этого желает!

— Мадам желает, — сказала Файя самым нежным голосом и раскрыла объятия Стиву.

Она вновь была мягка, мягка и нежна, как раньше, и Стив страдал от мысли, что этой нежностью она, по-видимому, обязана Максу.

Музыканты начали играть довольно медленное танго «Sentimento gaucho» — одну из тех модных мелодий, которые звучат так, будто рассказывается какая-то старая история: может быть, история их любви, немного грустная и усталая.

— Почему ты меня оставила? — спросил Стив спустя два такта.

Она хотела сменить тему:

— Красивое колье, правда? Я сама его сделала.

— Я уезжаю, Файя, уезжаю навсегда. Я возвращаюсь в Америку. Мне не хочется говорить о побрякушках.

Она попробовала отвлечь его другим способом:

— Ты не так танцуешь, как раньше. У тебя что-то с ногой.

— Это война. Но я избежал худшего. Посмотри на Лобанова… — Он указал на русского в углу зала: держась на костылях, тот пробовал изображать танго. — Тебя тоже изменила война. Ты уже не так молчалива. И озлоблена!

— Что такое: опять война! У всех одно на языке. Будто война помогает вам выйти на правильную дорогу, а до этого вы не знали, как жить!

— Значит, война — это судьба?

— Да, судьба.

Даже возражая, она говорила очень нежно.

— А если мы умрем?

— Умрем, если суждено.

— Если суждено! А если кто-то умрет из-за тебя? Эти двое юнцов, посмотри, на все готовые ради твоей улыбки!

Она опустила глаза и не ответила — только вздрогнула.

— Файя, объясни мне…

Тогда она сказала фразу из тех, что говорила когда-то:

— У меня, ты знаешь, нет судьбы. Я пришла ниоткуда, никуда не иду.

— Ты, однако, замужем. И у тебя ребенок…

Он запнулся, почувствовав, что она дрожит.

Маленький оркестр закончил играть танго и начал медленный вальс в американском стиле. Стив сжал ее в объятиях:

— Файя, скажи мне: банкир, другие, Вентру… Это из-за денег?

Ее взгляд подернулся дымкой и устремился к окну.

— Я люблю любовь, Стив. Люблю ее комедию.

Она произнесла комедия так, как сказала бы несчастье. Стива это ужаснуло. Он подошел к тому же, что и д’Эспрэ накануне, — наступила его очередь задать предначертанный вопрос:

— А я, что я для тебя во всем этом?

— Ох, ты… — Она улыбнулась.

Стив быстро прервал ее:

— Файя, такой любви, как со мной, у тебя никогда не будет.

И застыл, охмелев от того, что осмелился это сказать. Ее улыбка смешалась со слезами.

— Я ненавижу мужчин, — призналась она. — Других мужчин.

Это походило на декларацию любви, и он попробовал ее опровергнуть:

— А Макс?

— Я их ненавижу! — упорствовала Файя с какой-то детской яростью.

Стив крепче обнял ее и хотел продолжить танец. Но у нее не было больше сил. Будто вырванные у нее признания украли ту энергию, которая позволяла ей жить. Именно в этот момент — Стив потом долго вспоминал о нем — его поразила мысль, что Файя может умереть.

— Файя, скажи…

Но она его не слушала и продолжала упавшим голосом, как бы для себя самой:

— Я очаровываю всех, я знаю, что очаровываю… Но любовь всякий раз заканчивается в простынях. Чудо закончено! И красота меня покидает. Я только произвожу впечатление, и все. Впечатление!

Стив не знал, что сказать, что сделать.

— Глупая! — бросил он. — Я бы на тебе женился.

— Я их ненавижу, — повторяла Файя, не слушая его. — А потом появляются деньги.

Стив больше не мог этого выносить. Надо было как-то ее остановить, может, ударить. Он услышал то, что хотел, и знал достаточно, чтобы вернуться в Америку. Но она была так близко, так доступна! Он взял ее за подбородок и минуту рассматривал любимое лицо.

Глаза Файи, как и накануне, больше не были ясными, и она смотрела на него с немного грустным выражением, как если бы что-то потеряла. Взаимной любви не бывает, подумал Стив. А те немногие, кто любит друг друга, редко любят в равной степени. Но эта мысль ему нисколько не помогла. Он зашел в тот же тупик, что и другие, к тому же несколькими годами раньше: как, черт побери, оторваться от Файи?