– Я никогда не видела его в таком состоянии, – тихо произнесла Алара. – Но если он сказал, что уходит, он не шутил.

– Это нам сейчас совсем ни к чему. – Габриэль тоже выскочил в туннель и побежал к лестнице.

Алара молчала, пока он не удалился, но потом посмотрела на меня, ее глаза блестели от слез.

– Ты должна была мне рассказать, Кеннеди.

– Прости. – У меня сорвался голос.

– Слишком поздно извиняться. – Алара отвернулась от меня и Лукаса.

– Алара! – позвал ее Лукас.

Алара развернулась и ткнула в него пальцем; ее лицо было мокрым от слез.

– Не надо!

Шаги гулко прозвучали в туннеле, когда она уходила, а я так и не нашла нужных слов. Если кто-то и понимал, каково это – знать, что тебе лгал человек, которому ты доверяла, так это я.

– Ничего бы Джаред им не рассказал, – пробормотал Лукас. – Ему было слишком стыдно.

– Он прав, – вмешался Андрас. – А мне даже незачем читать мысли твоего дружка, чтобы понять это. На душе Джареда – клеймо вины, я его увидел при первой же встрече, в доме твоей тети.

Увидел при первой встрече.

Воспоминания нахлынули на меня, как черные пятна, замутняющие зрение.

Джаред стоит перед разбитым окном эркера в доме тети.

Черные шарики глаз ребенка смотрят на него.

В памяти всплыли слова Габриэля: «Если демон пометит твою душу, он всегда сможет найти тебя».

И с леденящей ясностью возникло осознание.

– Вот как ты нас нашел. Когда Джаред посмотрел на тебя в окно, ты пометил его.

У нас не было шансов.

Андрас сделал еще шаг вперед, но я не шелохнулась. Что-то мелькнуло в его взгляде.

– Мне не нужен был Джаред, чтобы найти тебя. Я не его душу пометил в доме Фэйт. – Струйка святой воды прожгла дорожку на щеке демона. – Это была твоя душа.

Лукас тащил меня по темному туннелю.

– Ты не должна позволять ему забираться в твою голову! Это еще одна его ложь!

А что, если нет? Что, если именно мою душу пометил демон? Я ведь тоже смотрела в окно на маленькую девочку.

Он всегда сможет найти тебя.

Я собрала Орудие и освободила Андраса, а теперь он еще и оставил отпечаток демонического пальца на моей душе? Может, это мое наказание? Домашний арест под началом солдата ада. Солдата, что медленно убивает юношу, которого я…

Люблю.

Я чувствовала это каждый раз, когда смотрела на Джареда, каждый раз, когда он прикасался ко мне.

Я люблю его.

Наверху лестницы у меня закружилась голова от флуоресцентного сияния ламп, отраженного стальными стенами. Я потянулась к стене, чтобы опереться, но она оказалась слишком далеко. Или слишком далеко была я.

Колени подогнулись, Лукас подхватил меня, обнял за талию:

– Все будет хорошо.

– Ты ошибаешься. Это я виновата в том, что Андрас нашел нас в Бостоне. Я виновата в том, что он овладел Джаредом. – Я с трудом выдавливала из себя слова. – Именно меня он пометил.

Сколько раз я молилась о метке Легиона?

– Мне хочется, чтобы там была я. Джаред такого не заслуживает, – всхлипнула я.

Лукас судорожно вздохнул:

– Никто из нас такого не заслуживает.

Я вытерла лицо, и Лукас, поддерживая меня, немного расслабил руку.

– Я должен кое-что тебе рассказать, – пробормотал он.

– Эй, а я вас искала… – раздался за спиной голос Элль.

Лукас опустил руку и неловко отодвинулся от меня.

– Мы говорили о Джареде. – Я вытерла нос рукавом.

– Не важно, – резко бросила Элль.

Я услышала гнев в ее голосе, но была не готова к выражению ее лица. Похоже, моей лучшей подруге хотелось меня убить.

– Не хотела вам мешать.

– Ты не помешала. – Лукас обошел меня так, словно я заболела чумой.

Элль умчалась по коридору – сплошной всплеск рыжих волос и черной кожи.

Я прислонилась к холодному металлу стены и медленно сползла на пол. Хотелось кричать, и колотить кулаками в пол, и плакать… что угодно, лишь бы избавиться от мучившего меня чувства.

Я была сломлена, разбита и побеждена.

Шла война, которую мы не могли выиграть. Если еще не проиграли.

Часом позже я стояла перед дверью механической мастерской и набиралась храбрости для встречи с Пристом. Димитрий и Алара убедили его пока что остаться, но я не видела его с тех пор, как он пригрозил уйти.

Прист не слышал, как я вошла. На нем были наушники, он кивал в такт музыке, полностью сосредоточившись на длинной серебряной трубке, что лежала перед ним. В другое время вид лабораторного стола, заваленного кусками металла и инструментами, привел бы его в восторг. Но сейчас, оглядывая полки с молотками, дрелями и шуруповертами, Прист хмурился.

Я наблюдала, как он приладил баллон для пропана к концу трубки и просверлил в ней ряд дырок. Обычно огромный капюшон и длинные светлые волосы напоминали мне о скейтбордистах из колледжа в Джорджтауне – неловких компаниях новичков и второкурсников, что собирались в кучки, с досками для скейтборда, прикрепленными к рюкзакам. Но сейчас все сходство с беззаботными мальчишками исчезло.

Я узнала выражение его лица: так смотрят люди, которых предали, и я ненавидела себя за то, что и сама отчасти стала причиной этого.

– Как давно ты знала? – спросил Прист, не оглядываясь.

Он поднял на лоб защитные очки и с помощью серебристой клейкой ленты прикрепил к другому концу трубки динамик.

Я уставилась в пол, волосы упали мне на лицо, словно защитный занавес.

– Джаред рассказал, когда мы застряли в приюте «Сострадательные сердца».

– И ты не подумала, что мы с Аларой тоже вправе знать?

– Я думала, Джаред сам вам расскажет, он и хотел это сделать, – ответила я.

– Но так и не сделал, да? – Прист включил микрофон, и из дырок в трубке вырвались языки пламени, они то увеличивались, то опадали в такт музыке.

– Невероятно!..

Прист даже не посмотрел на меня.

– Это труба Рубенса. Физика. Любой идиот способен такое сделать.

Кроме идиотки вроде меня, которой пришлось врать друзьям.

– Мне очень жаль.

Прист стукнул кулаком по столу:

– Твои сожаления не вернут моего деда. А я ведь не такой, как все они. Джаред и Лукас – родные братья, и у Алары есть семья, пусть даже она и не хочет жить с родными. А у меня никого не было, кроме деда. Я думал, уж ты-то это поймешь.