Не важно. Никакой специализации у меня нет.

Я вернулась к книге, отгоняя ненужные мысли.

В прошлую ночь сон был очень странным. Сначала появились слова, чего прежде никогда не случалось. И я даже видела дату.

Под крыльями ястреба родится голубка,

Не черная, связанная вековым прошлым,

А белая, готовая разорвать наши путы.

И освободить нас.

30 июля.

Дата мне знакома.

Наверное, я неправильно поняла.

30 июля. Мой день рождения.

А дальше начались картины. Алекс держит младенца с крошечным больничным браслетом на запястье. Он в роддоме, и я знаю: это его дитя, я вижу карточку двери отдельной палаты: «Кеннеди Роза Уотерс. 30 июля».

Под записью Фэйт нарисовала девочку со снежно-белыми голубиными крыльями, стоящую на краю утеса. Это напомнило мне о рисунке, над которым я работала, когда умерла мама. Девушка застыла над обрывом, со сложенными зачаточными крыльями… Девушка, которая боится летать.

Но вместо нежеланных, ненужных крыльев, как на моей картинке, на рисунке Фэйт крылья девушки расправлены, они прекрасны… И они способны нести ее.

Не знаю, сколько раз я перечитала эту страницу и чем сильнее впечатлилась: известием, что Фэйт предсказала мое рождение, вплоть до даты и имени, или мыслью о том, что я и была белой голубкой.

Записи Фэйт меняли дело. Кажется, мне действительно предназначена особая судьба. И возможно, я еще могла вписаться в историю друзей.

Позже, вечером, я пошла повидать Джареда. На этот раз не одна.

Элль плотнее закуталась в парку:

– Как здесь холодно!

Лукас обнял ее за плечи и потер ей руки:

– Чем сильнее демон, тем холоднее вокруг него.

Но даже минусовая температура не подготовила меня к тому, что ждало нас в конце туннеля.

Демон стоял в центре Капкана Дьявола, раскинув руки, словно впитывал всем телом солнечный свет. Новые шрамы смешались со старыми, создав некую карту боли, которой он и не чувствовал. За его спиной стену клетки покрыли безумные письмена – буквы, цифры, слова и символы, они наползали друг на друга или завивались спиралями.

Прист показал на надпись на тюфяке:

– Это ассирийский язык, точно!

Габриэль застыл у решетки и не сразу обрел дар речи.

– Шумерский. Аммонитянский. Минойский. Арамейский. Нужно разобраться, о чем тут говорится.

Разрозненные рисунки, сделанные чудовищным созданием, заполняли и пол: волки с ястребиными головами, с человеческими руками, твари в масках, похожие на кентавров, с когтистыми руками, сжимали мечи и боевые топоры.

– В книге, что ты читала, встречалось похожее? – спросила я Элль.

Элль посмотрела на меня как на сумасшедшую:

– Какая книга?

– Которую тебе дал Димитрий.

Элль нахмурилась:

– Я не знаю, о чем ты говоришь. С тобой все в порядке?

Я посмотрела на Лукаса. Может, она не хотела говорить при нем?

Алара резко вздохнула и показала на подобие демонической азбуки морзе.

– Энохейский, язык света и тьмы! – воскликнула она. – Язык ангелов и демонов.

Андрас медленно повернулся к Аларе:

– Только ведьма может употреблять такие слова, чтобы описать язык Лабиринта.

Алара расправила плечи и подошла к решетке:

– Я не ведьма.

Демон захохотал:

– Ты имеешь дело с чарами и оберегами, элементами и землей. Такие, как ты, заканчивают в пламени в обоих мирах. Но в Лабиринте мы не сжигаем ведьм на кострах. Вы сами поджигаете друг друга. И когда твоя душа превратится в пепел, князь тьмы соберет его, чтобы спалить снова. – Андрас улыбнулся Аларе. – Твоя бабушка, пожалуй, уже там, горит потихоньку. Я почти ощущаю вонь ее души.

– Моя бабушка не в аду! – огрызнулась Алара.

Демон склонил голову набок:

– Ты уверена?

Алара выхватила из-за пояса пистолет для пейнтбола, тонкое лицо исказилось от ярости.

Прист схватил ее за руку:

– Он пытается залезть тебе под кожу. Заглянуть в душу.

Алара ткнула в Андраса дрожащим пальцем:

– Поверь, именно я убью тебя, грязная задница, слышишь?

– Ты говоришь о Джераде, – тихонько произнесла я.

Похоже, сама она этого не осознавала.

Алара резко развернулась, уставилась на меня, показала на решетку:

– Вот это – не Джаред!

– Так, давайте возьмем себя в руки. – Габриэль посмотрел в туннель в ожидании Димитрия. – Андрас – Владыка Разлада, забыли? Он пробуждает гнев и раздоры. А мы его кормим.

– Заткнись, Габриэль! – буркнула Алара.

Демон подошел к исписанной стене. Он отвернулся, и мы увидели спину Джареда. Каждый квадратный дюйм его кожи был покрыт такими же непонятными символами. Но больше, чем надписи, пугали места, где они были нанесены: Джаред не мог дотянуться до нижней части спины скованными впереди руками.

В памяти вспыхнула апокалиптическая картина Фэйт: изображение юноши в клетке, с символами на спине. И теперь, глядя на Джареда, я видела эту картину во плоти.

Элль придвинулась к Лукасу:

– Мы забрались на территорию экзорцистов.

В туннеле послышались шаги, показался Димитрий.

– Где ты пропадал? – резко спросил Габриэль.

– Пришлось добавить каменной соли в баки. Концентрация снизилась. – Димитрий расстегнул молнию на потрескавшейся кожаной сумке и выложил на пол стопку пыльных журналов и книг в потертых переплетах.

– Ты принес колокольчики?

Димитрий показал на лежавшие в сумке колокольчики; их было не меньше дюжины.

– Колокольчики? – Прист уставился на Димитрия. – Это и есть твой план?

Димитрий сунул один колокольчик ему в руку:

– Они алтарные, висели в самых известных в истории церквах, включая Ватикан. Андрас набирается сил, и мы должны ему противостоять. Их звуки ослабят его.

Колокольчик выскользнул из рук Приста и со звоном покатился по туннелю. Остальные вывалились из сумки, будто их притянуло магнитом. Они покатились по каменному полу и собрались в кучу, они карабкались друг на друга, как крысы, взбирались на стену.

Когда колокольчики добрались до потолка, они разделились и расползлись над нашими головами.

– Ох, боже мой!.. – Элль попятилась.