Мы с Мсалити остались вдвоем в огромном круглом зале под травяным куполом. Я вложил в ножны клинок — при выходе аскари вернул мне оружие.

Мсалити кипел от негодования:

— Почему ты не убил Шабу?! Разве не таков был наш план?!

— Это был не мой план, — сказал я. — Это был твой план. У меня план иной.

— Я сейчас же верну тебя на канал! — в бешенстве пригрозил визирь.

— Это будет нелегко, — усмехнулся я. — Ты ведь только что во всеуслышание объявил, что я посланник Телетуса. За что, кстати, я тебе благодарен.

Он взревел от бессильного гнева.

— Ну, не думал же ты в самом деле, — продолжал я, — что я окажусь таким дураком! Неужели не ясно, что, убей я Шабу, ты в тот же миг приказал бы аскари уничтожить меня — и остался бы единственным, кто знает о кольце.

— Ты думал, что я предам тебя? — возмутился он.

— Ясное дело. Ты ведь так и собирался поступить? Скажи честно.

— Да.

— Вот видишь, в тебе еще сохранились остатки совести.

Я сдвинул ножны-рукав и обнажил клинок.

— Если ты меня убьешь, делу это не поможет, — сказал Мсалити.

— Я просто проверяю ножны, — ответил я и спрятал клинок.

— По-моему, мы должны работать вместе.

— Согласен. — Я снова обнажил оружие. Мсалити не сводил глаз с кинжала.

— Что ты задумал?

— Надо действовать быстро, — ответил я. — Неизвестно, сколько времени у нас осталось. Визирь Билы Хурумы скоро сообразит, что я ничего не смыслю в торговых делах и мало что знаю о Телетусе. Так что нужно спешить.

— Я так и не понял, что ты намерен делать.

— Объясняю. Кольцо у Шабы. Покажи мне его покои, и я этой же ночью добуду кольцо.

— Шаба знает, что ты во дворце. Он будет начеку.

— Тогда пошли кого-нибудь другого.

— О кольце, кроме Шабы, знаем только мы с тобой.

— Вот именно, — подтвердил я.

— Вечером я покажу тебе, где его комната.

— Отлично.

— Чем ты докажешь, что не собираешься меня обмануть?

— Ничем, — честно ответил я.

— Это самая удачная часть твоего плана, — прошипел он.

— Мне он тоже нравится. Кстати, если хочешь сам пробраться в покои Шабы, никто не станет тебе мешать.

— Если мне не повезет, моей карьере во дворце придет конец!

— Несомненно, — заверил его я. — Более того, если тебе не повезет настолько, что ты наткнешься на кольцо-клык Шабы, конец придет не только твоей карьере. В нем яд канды.

— Похоже, выбора у нас нет, — проворчал Мсалити.

— Выручать кольцо предстоит мне. Надеюсь, ты это понимаешь?

— Да, — кивнул он. — Да.

— Неужели ты не доверяешь мне?

— Доверяю, как родному брату, — буркнул он.

— Я и не знал, что у тебя есть брат.

— Однажды он меня предал, — сказал Мсалити. — Тогда я подстроил так, что его признали виновным в государственной измене и казнили.

— Не стоило доверять такому человеку.

— Вот именно.

— До вечера, — попрощался я.

— Единственный, кто стоит между нами и кольцом, — сказал Мсалити, — это Била Хурума. Он покровительствует Шабе. Если бы не убар, нам было бы проще добыть кольцо.

— Все может быть. Пока очевидно одно: кольцо-невидимка у Шабы. Именно у него нам предстоит изъять эту чудесную вещицу.

— А если Шаба не согласится отдать кольцо?

— Надеюсь, мне удастся его убедить.

— Ты не мог бы вложить кинжал обратно в ножны? — попросил Мсалити. — Он действует мне на нервы.

— Запросто, — ответил я и спрятал клинок.

— Что ты думаешь о нашем убаре?

— Здоровенный парень, — ответил я, — но я его толком не разглядел.

Била Хурума и вправду был великаном. Он восседал на троне из черного дерева. Трон, покрытый лаком, был установлен на скрещенных рогах кайлуака. Длинные руки и ноги убара блестели от масла, на запястьях, предплечьях и лодыжках сверкали золотые браслеты, чресла были укутаны шкурой желтой пантеры, а грудь украшало ожерелье из зубов того же зверя. За спиной и по бокам Билы Хурумы развевалась гигантская накидка из желтых и алых перьев хохлатого лита и фруктового тинделя — тропических птиц с ярким оперением. Чтобы соорудить такое одеяние, с грудки каждой птицы берут только два пера. Порой на изготовление одной накидки уходят сотни лет. Конечно же носить ее может только великий правитель. На голове Билы Хурумы красовался убор из белых перьев длинноногой болотной птицы рыболова, слегка походивший на головные украшения аскари и отличавшийся только длиной перьев да замысловатыми узорами из кожи и бисера. Била Хурума несомненно принадлежал к аскари. Лицо его было плоским, с широко расставленными глазами; по щекам и переносице вились узоры татуировки, свидетельствующие о том, что много лет назад убар стал мужчиной.

— Как ты мог его не разглядеть? Ведь ты же стоял прямо перед ним!

— Мысли мои были заняты Шабой и тобой. Я смотрел на убара, но не видел его.

— Ты растерялся, — сказал Мсалити.

— Да.

— Может, и к лучшему, — задумчиво произнес визирь, — что ты не посмотрел на него пристальней.

— Должно быть, это страшно — заглянуть в сердце убара.

— На троне есть место только для одного, — сказал Мсалити.

— Это — северная поговорка.

— Верно. Но ее знают и к востоку от Шенди.

— Значит, — улыбнулся я, — и к востоку от Шенди трон — место для одиночек.

— Говорят: «Кто восседает на престоле, тот самый одинокий человек на свете», — добавил Мсалити.

Я кивнул. Наверное, хорошо, что я не стал смотреть в глаза Билы Хурумы…

— До вечера, — сказал Мсалити.

— До вечера.

— Почему нет стражника? — спросил я.

— Его убрали, — ответил Мсалити. — Не бойся. Входи. — Он указал на портал.

— С Шабой наверняка сидят люди из его касты — географы или писцы.

— Входи же, — нетерпеливо повторил Мсалити.

— Дай мне лампу, — сказал я.

У него была маленькая лампа на жире тарлариона.

Он покачал головой:

— Тут полным-полно аскари. Они могут увидеть пламя сквозь стены. Поторопись!