Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
– Мне нужно идти, – говорю я и иду к выходу. Моя рука уже поднимается, чтобы открыть дверь, и тут позади звучит голос Аоки.
– Ты на самом деле ее любишь? По-настоящему?
Я узнаю прежний голос подруги – мягкий, сочувственный.
– Да, – просто отвечаю я, оглядываясь с робкой улыбкой. – Ох, Аоки, прости меня за…
– Не извиняйся, не нужно.
Но я уже не помню, что хотела сказать. Ледяная пустыня между нами стремительно возвращается. Взгляд Аоки так тяжел, что мне больно.
– По крайней мере, – говорю я, – я сама выбрала, кого мне полюбить.
Едва эти слова слетают с моих губ, я тут же о них жалею. Но уже поздно – я вижу это по лицу Аоки. Так что мне остается только выйти из ее спальни, пока я не наговорила чего-нибудь похуже. Я переступаю порог, и слезы застилают мне глаза.
Наутро я просыпаюсь от чьих-то ужасных криков. Похоже, гонга еще не было, слишком рано, за окном темно, в подсвечниках догорают свечи, на полу лежат полосы лунного света. Вопль, в котором звенят отчаянные слезы, повторяется, разрывая ночную тишину. Это не просто крик – звериный вопль отчаяния, неукротимый и бесконечно горестный.
Он совсем близко. Еще я слышу яростные голоса, различаю грубые слова, громкий цокот когтей по половицам.
Мадам Химура.
Что-то случилось с кем-то из наших – первая моя мысль. Вторая мысль: Майна. Что с Майной?
Я выскакиваю в коридор, кое-как набросив накидку на ночную рубашку. Половицы под босыми ногами кажутся ледяными. Остальные девушки тоже высыпали в коридор, стоят в дверях с белыми перепуганными лицами. Из дверей напротив выглядывает бледная Аоки – и, встретившись со мной глазами, быстро отводит взгляд.
– Пожалуйста! – визжит девушка в дальнем конце коридора. – Простите! Я больше не буду, клянусь! Это не повторится!
Я узнаю Марико. Она бьется на полу, рубашка задрана и распахнута, так что видна ее большая грудь, ноги светятся молочно-белой кожей. Она пытается бороться, хватает за руки мадам Химуру, которая властно тащит ее за волосы.
– Прошу, дайте ей хотя бы что-то сказать в свою защиту, – умоляет госпожа Эйра, следуя по пятам за мадам Химурой.
Женщина-орлица отмахивается тростью.
– Ты слишком с ними миндальничаешь! Это ты их распустила! – кричит она, и госпожа Эйра сгибается пополам – удар трости приходится ей в живот. – Я тебе уже это говорила, когда Леи посмела отказать Королю! Стоит дать малейшую слабину, и вот как они за это платят!
– Блю! – вопит Марико, дико озираясь в поисках подруги. – Блю, помоги мне!
Плечи Блю, замершей в дверном проеме, каменеют. По лицу пробегает судорога.
Однако она не двигается с места.
Но вперед выходит Майна.
– За что вы наказываете Марико? Что она сделала?
– За то, что она шлюха! – огрызается мадам Химура. – Горничная застала ее под одним из солдат, с широко раздвинутыми ногами!
Я тут же вспоминаю слова Майны той ночью, когда она посетила меня в заключении. Она говорила, что охранник, стерегущий меня, по ночам отлучается ради встреч с девушкой… Неужели этой девушкой и была Марико?
– Простите меня! – рыдает Марико, по ее пылающему лицу струятся слезы. – Это больше никогда не повторится!
– Конечно, не повторится, потому что сегодня же тебя вышвырнут из дворца!
Она обмирает от ужаса.
– Что… что вы говорите?..
Из клюва мадам Химуры вырывается хриплый смех.
– А ты как думала – можно предать Короля, а потом просто извиниться и жить как раньше? Безмозглая девчонка! – Она яростно оборачивается к нам, орлиные перья на ее почти человеческих руках сейчас так сильно топорщатся, что руки похожи на крылья. – А вы, все остальные, смотрите и запоминайте! Сейчас вам предстоит узнать, что случается с гнилой бумагой.
Расправив крылья, чтобы легче было тащить отчаянно сопротивляющуюся Марико, мадам Химура волочит ее по коридору. Я иду следом вместе с прочими девушками, ноги подкашиваются, к горлу подступает тошнота. За нами цепочкой тянутся горничные. Горничная Марико, маленькая миловидная девочка-собака по имени Ви, всхлипывает так сильно, что ей приходится прикрывать мордочку руками, чтобы скрыть рыдания. Лилл поддерживает ее под локоть, шепчет слова утешения.
Мы входим в большую пустую комнату. Мадам Химура втаскивает Марико через порог и швыряет на пол.
– Срочно вызови доктора Уо, – бросает она одной из горничных, и та послушно исчезает.
Марико корчится на полу.
– Нет, пожалуйста, не надо! Я не хочу уезжать… дайте мне сначала хотя бы увидеться с Роаном! Хотя бы один раз! Где Роан? Что вы с ним сделали?
– Твой солдатишка предстанет перед генералом Ндезе, – презрительно выплевывает мадам Химура. – Его всего-навсего лишат звания и навсегда изгонят из дворца. Конечно, если Король решит проявить милосердие.
Марико разражается рыданиями.
– Не могу на это смотреть, – беззвучно шепчу я Майне, стоящей рядом.
– У нас нет выбора, – так же беззвучно отвечает она.
– Наплевать! – я вырываюсь и делаю шаг вперед. Майна предостерегающе шипит мне вслед, но я игнорирую ее и подхожу прямо к мадам Химуре. – Мадам, но почему это такое страшное преступление? Почему нам запрещено иметь возлюбленных? – громко спрашиваю я, и мои слова брызжут ядом. – Королю каждую ночь есть кого уложить себе в постель, а через год нас сменят новые девушки, и он не останется без развлечений…
Глаза орлицы расширяются.
– Что ты сказала?
– Я сказала, что если бы Король не был таким бессердечным и жестоким, нам не пришлось бы искать утешения на стороне…
Конечно, я готовилась к удару, но все равно ее трость, со свистом врезавшаяся мне в челюсть, вышибает из меня дух.
Я хватаюсь за лицо, рот наполняется металлическим вкусом крови. Майна оттаскивает меня назад раньше, чем мадам Химура успевает ударить еще раз. Но, к счастью, в этот миг ее внимание отвлекает приход доктора.
Доктора Уо явно подняли с постели. Пояс кимоно завязан кое-как, волосы спутаны.
– Что происходит? – спрашивает он, почесывая щетинистую щеку возле одного из кабаньих клыков.
Мадам Химура указывает на Марико.
– Эта девчонка потеряла место при дворе. Перед изгнанием ее следует пометить.
Лицо доктора остается таким же бесстрастным, как тогда, когда он осматривал меня перед Снятием Покровов.
– Понятно. – Он склоняется над Марико, которая тщетно пытается отползти в сторону. – Подержите ее кто-нибудь, – приказывает он.