— Ах ты гаденыш! — мужскую физиономию перекосило от боли. — Ох, я с тобой потолкую! Думаешь, спасет твоя зажигалочка?

Генка и сам понимал, что не спасет. Парни просто не восприняли его поначалу всерьез. А вот сейчас разобьются по номерам, прикинут, что к чему, и кинутся всем скопом. Сначала отберут шокер, а потом наваляют пендалей по самое не могу…

Громко плача, из крапивы вылез наконец Юрашка, но даже на него Гена не мог уже отвлечься. Сопротивляться было глупо, но о выборе его никто не спрашивал. На него напали, он должен был защищаться.

И в этот миг точно от взрыва гранаты брызнуло осколками лобовое стекло серебристого джипа. Парни, вздрогнув, обернулись.

— А ну, отпустили парнишку!..

На ходу напяливая на себя рубашку, к ним бежал Валера. В поношенном трико и тряпичных кедах, он мог бы вызвать усмешку, если бы не разбитое стекло. Очевидно, Валера метнул камень. Но камень с такого расстояния да на бегу, да еще точно в машину, — это поневоле озадачивало.

— Малышей-то чего трогаете? Совсем рехнулись! — Валера с бега перешел на шаг, рубашку небрежно и кое-как заправил в трико. — Что он вам сделал?

Плечистое окружение Генки не дрогнуло и не подалось в бега. На Валеру глядели с любопытством и, конечно, без испуга.

— Откуда это чучело гороховое свалилось? — пробормотал один из спортсменов.

— Не знаю, откуда, но за стекло он нам избушку свою точно отдаст…

— Юрашка! — Гена отыскал глазами всхлипывающего малыша. — А ну, дуй к нашим. И проследи, чтоб малышня носу не высовывала.

На этот раз Юрашка оказался понятливым, сначала попятился, а потом и вовсе припустил во всю прыть. Генка боялся, что его задержат, но малолетним карапузом приезжие не заинтересовались. Только атлет в цветастой, облегающей мощную грудь фуфайке, коротко кивнул одному из своих:

— Хопер, следи за щенком, а мы с этим бакланом побазарим.

Тот, кого назвали Хопером, — коренастый, низенький брюнет — сумрачно кивнул. Хватать Генку он, впрочем, не стал. Не забыл еще про разрядник.

— Але, Ванёк, это ты каменюку швырнул?

— Для кого Ванёк, а для тебя Валерий Палыч.

— Ты, Палыч, видно, богатый? Объяснить тебе, сколько тянет такое стеклышко?

— Мальчонку отпустили! — Валера говорил негромко, но весомо. Однако спортсменов его тон не испугал.

— Я тебя сейчас самого отпущу… — атлет в цветастой фуфайке шагнул навстречу, стремительно протянул мускулистую руку. Он явно намеревался сграбастать «дерзкую деревенщину» за грудки, но у него ничего не вышло. Непонятным образом бывший сержант перехватил тянущуюся к нему кисть — да таким каверзным образом, что атлета тут же перегнуло в пояснице. Валера же, заломив противнику руку, умудрялся удерживать ее без особого напряжения, да еще и поглядывал на остальных — не дернется ли кто?

«Дернулись» сразу двое, и с добычей своей Валере пришлось расстаться. Он и тут сработал умело, заставив упасть атлета под ноги одному из нападавших, а второго встретив каким-то паучьим переплетением рук, в которое и угодила лихая ступня любителя карате. Удар, который запросто отправил бы на койку и более здорового человека, Валере не причинил ни малейшего вреда. Напротив, придав ноге вращательное движение, Валера качнулся телом и резко выдохнул. А может, это ахнули приятели каратиста, потому что нападающий подлетел в воздух и не очень картинно рухнул спиной в сельскую пыль.

Как бы то ни было, но брешь оказалась проделана, и Гена одним прыжком вырвался из окружения. Дернувшийся за ним Хопер в нерешительности замер. Трое лежащих и двое ужаленных электрошокером могли научить многому.

— Пошли, Валер! — Генка потянул своего друга за руку.

— Идиоты! Мы же вас достанем!

— А попробуйте! — Валера широко улыбнулся. И даже дружелюбно развел руками. — Мы, ребята, на своей земле, и вас к себе не звали.

— А нас, Палыч, звать не надо, мы сами приходим.

— Страшно-то как, прямо ай-яй-яй! — Валера насмешничал, и Гена все упорнее тянул его за руку. Потому что с земли поднялся один, а потом и второй. А хуже всего, что смуглый молчун, что стоял слева от Хопера, характерным движением сунул руку за спину. Может, просто пугал, а может, и впрямь брался за пистолетную рукоять.

— Але, Палыч! Этот парень нам должен, и мы его по любому заберем.

— Да что ты говоришь!

— Теперь и за тобой должок, не забывай.

— Ага, запишу где-нибудь на бумажке, — Валера наконец-то уступил Гене и шагнул от забияк. — Кстати, живу я в том домишке. Это я к тому, чтобы вы местных не дергали, расспросами не досаждали.

— Мы запомним, Палыч, не бойся.

— А вот вы меня бойтесь! — серьезно предупредил Валера. — Потому что когда заявитесь в гости, я уже по-другому бить буду. По-настоящему.

Атлеты не атаковали. Теперь все они стояли на ногах, и в головенках их явно происходила нешуточная работа. Верно, прикидывали, с кем они столкнулись, что можно пустить в ход, а что разумнее придержать напоследок.

— До скорого, пупсы! — Валера не отказал себе в шалости и помахал на прощание рукой.

* * *

Маячить на глазах сельских жителей Окулист не собирался. Достаточно было того, что за сорванцом отправилась команда сопровождения. В Туринске им повоевать не пришлось, ребятки явно заскучали в дороге, — вот и нашел им забаву: поймают парнишку, доставят прямо к нему. Ну, а водитель, откликнувшись на просьбу, свернул с дороги, припарковав автомобиль на уютной поляне. Он же вынес для начальника раскладной шезлонг и столик с бутылкой минералки.

Отхлебывая из пластикового стаканчика, Окулист лениво щурился на солнце и никак не мог надышаться. Астма, сжимавшая грудь в городе, на этот раз угомонилась. Он давно заприметил — чем дальше увозили его от цивилизации, тем стремительнее оживало тело. Суставы, сосуды — все молодело, приступы астмы сходили на нет, успокаивалась нервная система. Спрашивается — чего люди так рвутся в города? В этот угарный смог, в суету и ежедневные пробки?

На крышку пластиковой бутыли опустилась стрекоза. Не насекомое даже, а целый мини-вертолетик — со своей боевой кабиной, с огромными сетчатыми мониторами и длиннющим фюзеляжем. И тотчас кольнуло где-то под сердцем. Отчетливо вспомнилось, как в далеком детстве Окулист (а тогда он не был еще Окулистом, и звали его просто Димкой) охотился за такими же стрекозами. Подползал с коробком или просто выставлял согнутую ладошку — и все никак не мог застать насекомое врасплох. Великолепные летуньи, стрекозы легко замечали подкрадывающегося мальчугана и, подпустив на критическую дистанцию, ускользали из-под самого носа. Взмывая ввысь, еще и накручивали вензеля над головой — то ли насмешничали, то ли пугали.

Это потом уже юный Дима прочел, что первые стрекозы появились на земле более трехсот миллионов лет назад, и жизнь их вдвое интереснее, чем у обычного человека. Хотя бы потому, что тот же «император» первую свою жизнь проживает в воде и именуется «наядой», дышит жабрами и плавает, как осьминог, выпуская реактивную струю воды. А после приходит срок, и подводный хищник сбрасывает панцирь, расправляет сморщенные крылья и становится повелителем неба — стрекозой из семейства «императоров». Две стихии и две жизни — разве не фантастика? Человек может сколько угодно менять имена, но по земле он обречен ходить от рождения и до смерти.