– А как же охранник? Он стоял там один. В темноте.

– Должно быть, в тот момент Федор внушал ему больший страх, чем то, что таится во мраке.

– Ты говоришь так, будто точно знаешь, что там что-то есть.

– Прости, ловчий, но ты этого не поймешь, – покачал головой Димон.

– Не поймешь, – вторя ему, добавил Федор.

– Хочешь сказать, что я слишком глуп для этого?

– Ты слишком не-альтер, – усмехнулся Димон. – Ты воспринимаешь мир не так, как мы.

Шарков не успел решить, стоит ли ему обидеться на эти слов или нет, а они уже дошли до конца прохода.

Мастер с Карцевым стояли возле глухой стены, за которой, по словам Мастера должна была находиться лаборатория. Карцев постучал по стене согнутым пальцем.

– Там глухая стена, – убежденно завил он.

– Там стальная плита, – возразил ему Мастер. – Дверь, как в банковском хранилище.

– Кому нужно закрывать вход в лабораторию стальной дверью? – недоумевающе пожал плечами Карцев.

– Ну, может быть, она здесь всегда была? – предположил Мастер. – Еще когда лаборатории не было?

– У этого здания вообще очень необычная планировка, – заметил Шарков.

– Необычная – это еще мягко сказано, – добавил Димон. – Я бы сказал, что внутренней планировкой здания занимался какой-то безумный архитектор.

– Я предлагаю поискать обходной путь! – уверенно завил Карцев.

Не успел он это сказать, как стена плавно откатилась в сторону.

В открывшемся проеме стоял очень высокий и чрезвычайно худой мужчина лет шестидесяти. Его узкое лицо было покрыто частой сетью неглубоких, но четко прочерченных морщин. С первого взгляда могло даже показаться, что это театральный грим, не очень удачно наложенный на лицо актера, которого намеренно пытались состарить. Однако сухие, бледные, плотно сжатые, будто склеившиеся губы не оставляли сомнения в том, что мужчине именно столько лет, сколько кажется. На орлином носу с ярко выраженной горбинкой сидели большие очки с очень толстыми линзами в роговой оправе. Даже увеличенные линзами, бледно-голубые глаза незнакомца казались слишком маленькими, но взгляд их был жестким и колючим. Совершенно седые, но все еще густые волосы были зачесаны назад, оставляя открытыми глубокие залысины на висках. Незнакомец был облачен в белый медицинском халате, выглядевший столь идеально, будто он его только что надел. Из-под обрезов черных, прямых брюк были видны красные носки и странного вида туфли, изумрудно-зеленые, с вышитыми золотом узорами и загнутыми вверх носками. Руки его были спрятаны за спину. А острый подбородок был вскинут так высоко, слово это был нос корабля, готового отправиться в плавание.

– Добрый день, господа, – сухим, надтреснутым голосом произнес человек в белом халате.

Он хотел продолжить речь, но взгляд его, внимательно изучавший лица гостей, упал на стоявшего позади всех Федора.

– Вынужден спросить, вы осознаете опасность, которую представляют собой дикие альтеры? – голос его при этом даже не дрогнул, и внешне он никак не проявил свою тревогу.

– Вполне, – ответил Мастер.

– Ну, что ж, – сказано это было таким едким тоном, что прозвучало, как: «Пеняйте на себя». – Как я понимаю, вы представляете новую временную администрацию пансионата?

Услышав такое, Димон ухмыльнулся.

– Можно и так сказать, – согласился с предложенным определением Мастер.

– Смею заверить, мы ничего не собираемся скрывать. Дверь была закрыта потому, что мы редко пользуемся этим входом. Меня зовут Иван Ильич Иволгин. Я являюсь директором и научным руководителем данной лаборатории.

– Вы возглавляете проект «Джокер», – уточнил Мастер.

– Да, – едва заметно наклонил голову Иволгин.

– А там у вас что? – Шарков указал в сторону прохода, в конце которого таился Мрак.

– Темнота, – коротко ответил доктор Иволгин.

– Какое отношение имеет эта Темнота к вашей работе? – спросил Шарков.

– Весьма опосредованное, – ответил Иволгин.

– Так, давайте не будем забегать вперед, – строго глянул на Шаркова Мастер. – Иван Ильич… Или мне лучше называть вас доктор Иволгин?

– Как вам будет угодно.

– Вы не пригласите нас в вашу лабораторию, Иван Ильич?

– Для начала я бы хотел увидеть документы, подтверждающие ваши полномочия.

– Можно я с ним поговорю? – сделал шаг вперед Димон.

Мастер жестом предложил ему действовать по собственному усмотрению.

Димон достал из кармана сложенный вчетверо обрывок газетной страницы, развернул его и протянул Иволгину.

– Вот письмо, подписанное самим спин-протектором.

Иволгин взял газетный обрывок в руки, глаза его забегали из стороны в сторону, будто он и правда читал то, что было на нем написано.

«Вот так он обводил вокруг пальца все наши патрули», – подумал про Димона Шарков.

Иволгин аккуратно сложил газетный обрывок по сгибам и вернул его Димону.

– Не думал, что для того, чтобы сменить администрацию, нужно врываться в пансионат с оружием, – как и прежде, сухо произнес он.

– Ситуация того требовала, – глубокомысленно изрек Димон.

– Понимаю, – сказал Иволгин. И, судя по выражению его лица, он действительно это понимал! – Итак, с чего вы хотите начать?

– Прежде всего, я хочу знать, есть ли в лаборатории кто-то из прежней охраны? – спросил Мастер.

– Мы постоянно пользуемся двумя входами в лабораторию, – ответил Иволгин. – Возле каждого дежурит охранник.

– Попросите кого-нибудь показать, где находятся входы.

– Виктор! – громко позвал Иволгин.

Карцев недоумевающе вскинул брови.

Но Иволгин обращался не к нему. Секунду спустя рядом с ним появился совсем молодой парнишка, лет восемнадцати. Халат, что он носил, выглядел далеко не столь идеально, как тот, в который был облачен директор лаборатории.

– Это наш лаборант Виктор Крюков, – представил парнишку Иволгин.

Мастер жестом велел Димону следовать за лаборантом.

– Пойдем, поможешь, – кивнул Димон Шаркову.

И они отправились решать вопрос с охраной.

– Если вы все сделаете два шага вперед, я закрою дверь, – сказал Иволгин.

– Не надо ее закрывать, – ответил Мастер.

– Но правила безопасности… – начал Иволгин.

– Правила поменялись, – перебил его Мастер.

Доктор Иволгин возражать не стал, только еще плотнее сжал губы. Лицо его, как и прежде, оставалось бесстрастным. Но и без того нетрудно был понять, что новая администрация не очень-то ему нравится. А может быть, и совсем не нравится.