– Мы когда-нибудь начнем или нет? – потеряв терпение, поторопил Вожникова Гафур-мирза, который дожидался приказов возле князя Заозерского. – Уже второй час попусту на солнце жаримся. Султан сам вперед не пойдет, ждать будет. Это нам вперед надобно, а не ему. Да и неудобно пешцами атаковать, строй рассыплется.

– На войне проигрывает тот, кто отдает инициативу противнику, – нравоучительно ответил Егор. – Мне же спешить нельзя, снаряды наперечет. Должен попасть с первой попытки.

У князя имелись в избытке и порох, и взрывные заряды, и оперенные «сардельки». Плохо было только с поддонами – их Кривобок с самого начала прислал маловато, и после сражения под Путивлем пакетов со стрелами оставалось всего на два залпа. А Вожников очень на них рассчитывал.

– А они до ручья-то добьют? – выразил сомнение и боярин Михаил, снисходительно попинав стволы ногой. – Это же даже не арбалеты!

– Давай проверим, – наконец-то закончил приготовления Вожников и быстрым шагом перебежал на соседний взгорок. Вскинул руку: – Ну, с Богом… Пали!

Крупнокалиберные пушки жахнули дружным залпом, выплюнув первые полтысячи стрел.

– Эх, сейчас бы бинокль, – прикрыл глаза от яркого солнца Егор.

– Ну что? Куда-нибудь попали? – в нетерпении спросил боярин Михаил.

– Промазали… – с сожалением выдохнул Гафур-мирза.

Слишком завороженные многотысячными массами войск, они не обратили внимания, что далеко-далеко на взгорке возле шатра упали бунчуки вместе с держащими их телохранителями, султан Муса обмяк в кресле, а его слуги, придворные и ближние воины распластались возле стола.

– Вторая засечка!!! – крикнул Егор пушкарям. – Опускаем прицел! Не спешите, бить только залпом.

Вожников выждал, давая ватажникам время перезарядить пушки, и резко приказал:

– Пали!!!

Упруго ударила по ушам воздушная волна, и спустя несколько мгновений в дальних османских полках второй линии пролегли широкие просеки. Не понимая, откуда на них обрушилась смерть, пехотинцы и всадники зашевелились, потеряли строй. Егор выждал, пока они хорошенько перемешаются, и крикнул:

– Малыми стволами пали по готовности!

Снова, пусть и чуть тише, заговорили пушки. Одиночные снаряды не наносили многотысячным полкам такого же страшного ущерба, как пакеты из стрел, но ни доспехи, ни тела их тоже не останавливали, и каждое попадание прорезало смертоносную линию от края и до края человеческой толпы. Столь безжалостное истребление сломало дух османских воинов, и те побежали прочь, желая только одного: оказаться в безопасном месте. Останавливать беглецов было некому, и резервные полки султана Мусы, потеряв несколько тысяч воинов, вскоре скрылись за холмом со ставкой.

– Кончай стрелять!!! – крикнул князь Заозерский. – Правь все клинья на третью засечку!

Над полем битвы повисла зловещая тишина. Как ни странно, но передовая линия османской армии, не потерявшая до сих пор ни единого человека, пока что даже не подозревала о происходящем за ее спиной кошмаре. Разве только из задних рядов кто-то оглянулся на странный шум, но и эти бойцы еще не успели впасть в панику, лишь проявили некоторое беспокойство. Однако враг стоит на месте и сражение вроде пока и не началось. Чего бояться?

Егор Вожников никогда не сомневался в стойкости воинов, защищающих свою Родину. Для них неважно, жив их командир или нет, есть ли поблизости союзники, или они остались в одиночестве. Защитники отчизны будут драться до конца даже в одиночку. Он верил в храбрость воюющих за добычу ушкуйников. Для них тоже есть смысл рисковать, даже потеряв друзей и начальство. Но османские воины находились на чужой земле, жертвовали собой за пустую дорогу и служили не чести, не идее, а просто султану Мусе. Если Мусы больше нет – что за смысл для них умирать или просто сражаться?

«Посмотрим, сколько выдержат под обстрелом люди, потерявшие своих командиров», – подумал Вожников и скомандовал:

– С третьей засечки – пали по готовности!

Пушки загрохотали, расчерчивая смертью самый правый полк султанской конницы, стоявший у горных склонов. Вскоре всадники забеспокоились, закрутились, нарушая строй. Потом начали пятиться, уходя с опасного места. Никто им ничего не приказывал, никто не пытался остановить, и обычное поначалу отступление стремительно превратилось в беспорядочное бегство.

– Кончай стрелять! Четвертую засечку готовь! Гафур-мирза, – повернулся к татарину Егор, – я не хочу громить эти османские полки еще раз! Сделай так, чтобы никто из беглецов не смог добраться до Эдирне!

– Слушаю, княже!

Степняк, повеселев, добежал до лошади, удерживаемой под уздцы сразу двумя слугами, поднялся в седло.

Вскоре залихватский посвист заставил новгородское ополчение сомкнуться, и татарская конница, промчавшись через открытые проходы, вынеслась вперед.

Османская пехота, готовясь отразить натиск, опустила копья и подняла щиты, но Гафур-мирза своих воинов на смерть, конечно же, не повел, пронесшись мимо османов через открывшийся вдоль гор проход.

Егор представил себе, что должны чувствовать пехотинцы, наблюдающие, как многотысячные полки врагов уходят им за спину, и невольно поежился. А потом снова вскинул руку:

– С четвертой засечки… Пали по готовности!

Теперь часто жахающие стволы начали разить центральный полк султана и стоявшую над берегом конницу. Близкая смерть товарищей, отсутствие приказов и осознание того, что многие тысячи врагов замыкают окружение где-то позади, сломали дисциплину уже после первой же перезарядки. Пехотинцы начали пятиться, конница на рысях отвернула в тыл.

– Федька, – подозвал юного боярина князь. – Беги к горнистам. Пусть трубят для кованой рати атаку.

Услышав долгожданный приказ, московские и литовские полки дружно опустили рогатины и пустили застоявшихся скакунов в рысь, разгоняя для сплоченного смертоносного удара. Но пришелся этот удар уже не в плотный копейный строй, а в рыхлую толпу драпающих в ужасе людей, и без того бросающих оружие и щиты…

– Боярин Михаил, – окликнул оцепеневшего валаха Егор, – сколько нам еще отсюда до султанской столицы?

– Триста верст, – сглотнув, ответил паренек.

– Прекрасно, – кивнул Вожников. – Так далеко османы не добегут. Или под саблями полягут, или по кустам попрячутся. А мы через десять дней будем там.

* * *

Эдирне стоял в просторной долине сразу на выходе из ущелья Тунджа и был удивительно похож на крепость Варна, только увеличенную в двадцать раз. Те же башни, те же стены, тот же ров. Несмотря на полуторакилометровую длину укреплений и три десятка башен, пушек в городе также не имелось ни одной.

Князь Заозерский выстроил батарею там, где ров показался ему помельче и поуже. Пушки с расстояния в триста саженей открыли частую стрельбу, разбивая гранитное основание сразу трех башен. Жечь порох пришлось полных два дня, истратив большую часть из оставшихся снарядов, но зато, когда укрепления посыпались, у горожан просто не нашлось сил, чтобы оборонить сразу все проломы.