— И ты все свое оружие разрабатывал заранее для таких штурмовых групп? Почему нам про них раньше не рассказал? Только в этом месяце.

— А для такого надо быть психологически готовым, ваше высочество. До звериной драки лицо в лицо в узостях траншей. До геройской гибели Будвицкой бригады у южного форта… — Я запнулся, глядя прямо в глаза принцу.

— Можешь не продолжать, я все понял, Савва, — сказал принц, взял графин, лично разлил можжевеловку по рюмкам. — Я поддержу перед отцом твое пожелание вернуться на фронт. Только вот бронеотряд под твое командование возвращать будет как-то неприлично перед его новым командиром. К тому же ему только-только старшего лейтенанта гвардейской артиллерии присвоили.

— А и не нужно, — запрокинул я содержимое рюмки в горло. — Мне достаточно будет рецкого автономного броневагона и вагона со штурмовиками из рецких стрелков. Пока «Княгиня Милолюда» будет громить узловую станцию, я захвачу мост. Не смогу удержать — взорву его, чтобы царь резервы по нему не подбросил. А оставшиеся царские войска те бригады, которые пойдут в прорыв за нами, рассекут и отожмут от железной дороги к болотам. А там и дождики пойдут осенние…

— Сам понимаешь, Савва, я один такие вопросы не решаю. Но поспособствую. Наливай. Преамбула закончилась, начинается у нас серьезный разговор.

В одном из лучших ресторанов в центре Будвица мне представили командира роты рецких горных егерей капитана Вальда. Из новеньких. Рослого блондина, которого хоть сейчас рисуй на фреске, посвященной древним героям наших гор. Он, широко улыбаясь, после крепкого рукопожатия сообщил:

— У меня приказ от маркграфа Ремидия поступить в ваше полное распоряжение, господин барон. Какие будут указания?

Я осмотрел всю компанию собравшихся здесь рецких офицеров и выдал на рецком наречии:

— Для начала, господа, ужинать. И хорошо выпить. Все остальное потом, в служебное время. Сегодня вы все мои гости.

Горец я, в конце концов, или не горец? Надо соответствовать реноме вождя, в каковой роли я неожиданно оказался. Тем более что под подкладкой моего мундира зашит шелковый лоскут, в котором рецкий маркграф оставил свой личный автограф и печать под приказом в случае резкого изменения обстановки всем рецким воинским частям на территории королевства Ольмюц перейти под мое командование как личного его представителя. Достаточно было прогладить этот ничем не отличающийся от подкладки лоскут горячим утюгом, как текст и печать на нем четко проступали минут на пять, а потом снова исчезали. Горское колдунство, не иначе.

К тому же я снова неприлично богат. Новые поверенные, те еще зубробизоны от юстиции, выбросили на рынок лицензии на бигуди и женские пояса для чулок в предельно конкурентную среду. Чтобы стать промышленным кумиром женщин, достаточно было внести на мой счет тысячу золотых и в дальнейшем платить всего по пять медяков с каждого изделия. Тогда мои юристы гарантировали не только лицензию на все время действия патента, но и судебное преследование любого производителя контрафакта. А вот количество лицензий договором не ограничивалось. Дюжина фабрикантов пожелала выпускать пояса, в основном производители подтяжек, и сорок семь дельцов в империи ухватились за термобигуди. И говорят мои поверенные, что это еще не все — переговоры с желающими с запада империи пока продолжаются, торгуются, черти.

Сами поверенные довольные как слоны своей десятиной.

Бюстгальтер бы еще изобрести, вот где золотое дно. Но это, как я слышал от девчат в общаге Тимирязевки, не такое легкое дело. В простом вроде бы с виду предмете больше ста деталей.

Ну и к чему, спрашивается, возиться за копейки с оружием? Даже за полевую кухню — «кухню-самовар», как ее уже успели ласково прозвать в войсках, я получил от казны всего сто десять золотых. Причем кухня была представлена в нескольких вариантах. С одним, двумя и тремя котлами. В виде кавалерийской двуколки и четырехколесной повозки для пехотной роты. «Кобчик-патент» выбито штампом на каждом борту буквами по восемь сантиметров высотой.

Еще у меня полевая хлебопечка на колесах есть недоделанная, точь-в-точь как в Российской армии была, в чертежах пока лежит.

Мой спич был встречен горскими офицерами с энтузиазмом, и официанты вокруг нас оживленно забегали в ожидании щедрых чаевых. Фронтовики, дорвавшиеся до цивилизации, обычно деньгами сорят.

Поначалу все было даже несколько чинно, мы неспешно обсуждали щедрость императора, который оценил вклад рецких горных стрелков в приращение земель империи, полученных по сепаратному миру (область приморского города Риеста), присоединил их к маркграфству Реция. Ну да… Однако у этой щедрости был конкретный расчет — больше же никто из имперских земель с ними не соседствует. И на южных склонах пограничных гор живут такие же реции. Но вот сама военно-морская база в Риесте осталась имперской, подчиненной непосредственно императору, как и была до того на оккупированной территории.

Спросил про дорогу через перевал, который мы инженерно обустраивали в прошлом году. Меня заверили, что в данный момент это очень оживленная коммерческая трасса — обозы идут один за другим. В центре империи даже ограничения на колониальные товары отменили, хотя такого изобилия, как до войны, еще нет.

На этом новости кончились. Постепенно и плавно ужин перетек в обычную офицерскую пьянку, которая, наверное, везде одинаковая, с легкими поправками на местные особенности. И вот когда мы все были уже под приличным градусом и только что хором горские песни не пели, к нашему столику неспешно подошла мадам «Круазанского приюта», обняла меня со спины за плечи и зашептала в ухо:

— Мои девочки по тебе уже соскучились, котик. Что же ты о нас совсем позабыл? Мы о тебе часто вспоминаем.

Блин, засада. Не хватало еще, чтобы Элике кто-нибудь об этой встрече доложил. Кронпринцу обязательно доложат, это к бабке не ходи. Но принц меня к дорогим шлюхам ревновать не будет. А вот жена…

Отбор девочек в этот бордель поставлен лучше, чем на конкурс «мисс Вселенная». Даже мадам в этом «приюте» очень красива, несмотря на свои сорок лет, которые она ни от кого не скрывала, вопреки природной женской сущности. И не «остатками былой красоты», как любят писать в бульварных романах, а действительно впечатляющей красотой. За такой внешностью и сейчас кобелятник в очередь к ней выстраивается, но с обломом. Она редко когда выбирала себе кавалера «с улицы». И всегда сама. Хотя и не скрывала ни от кого, что она бывшая шлюха. И еще мадам была умна. Адская смесь.

А «приютом» этот пафосный бордель называется потому, что первый контингент шлюх набрали туда из юных сироток. Еще до Маары, которая этот рядовой, в сущности, бордель подняла до уровня городской достопримечательности.

— Маара, — пообещал я ей. — Жди сегодня всю нашу компанию в гости. На всю ночь. И сделай так, чтобы никто из них не остался обижен, что ему не хватило.

— Уже бегу, — клюнула она меня в ухо поцелуем. — Жду вас через час. Для остальных я приют закрою.