На взгляд юз-баши, план был хорош, и он вполне был готов его выполнить. Вот только что его гложет?

Аваджи подтягивал подпругу, чистил свое платье, а в голове билась мысль: Ана! Неужели Ана бросила его, чтобы вернуться к князю? Неужели она согласилась выйти за него замуж лишь для того, чтобы выждать минуту, когда сможет от него убежать?!

Но нет, как можно думать так об Ане!.. А что если ей пришлось бежать? Если Тури-хан посягнул на её честь? Или угрожал жизни детей? Аваджи даже заскрипел зубами от такого предположения. Он дорожил своей семьей, как никто другой. Он никогда не вспоминал, что Владимир ему неродной сын, а когда в первый раз увидел глаза Ойле, тут же отдал ей свое сердце…

Ана принесла ему счастье, дала семью, которую он прежде не имел, и если Тури-хан посмел хоть чем-то её обидеть, Аваджи вернётся и убьёт его!

Странная процессия приближалась к Лебедяни. Сидевший на белом коне, сам весь в черном, впереди ехал человек, похожий на кого угодно: на норманна, на викинга, но только не на одного из монгольских воинов, которые его сопровождали.

Когда воины подъехали к городу на расстояние полета стрелы, странный всадник вытащил большой белый платок и теперь размахивал им, предупреждая: едут послы.

Однако русские ворота открывать не спешили, потому всадникам пришлось остановиться перед рвом и осуществлять переговоры, крича во всю глотку.

– Варвары! – презрительно проговорил Литвин, понизив голос. – Они даже не знают, что такое страна, управляемая одним королём. Здесь каждый защищает свой огород, вместо того чтобы объединяться!

– Мы хотим говорить с князем Всеволодом! – крикнул он.

А в это время князь, стоя за выступом стены, возбужденно переговаривался с воеводой Астахом. Посольство монголов прибыло так вовремя! Его как раз можно было использовать в задумке воеводы: вызвать монголов на бой, подраться, а когда они побегут, для виду кинуться следом, уводя их от стен города.

– Все надо будет делать быстро, – напутствовал Астах. – Эти желтолицые собаки сами любят заманивать в засаду. Биться один на один они обычно не хотят. С собой надо взять самых выдержанных, чтобы погоней не увлеклись и от стен города не ушли далеко. В это время оставшиеся в городе дружинники смогут спокойно поджечь деревья, которыми уже переполнен ров. Вон, нехристи подтащили ближе свои тараны…

– А дозволь, княже, судьбу испытать, да пороки эти поджечь, – не выдержав, вмешался в разговор Глина.

– Поджечь стенобитные орудия? – оборотился к нему Всеволод. – Погляди, у каждого из них – по десятку басурман!

– Мы выедем из города вместе с тобой, – рассказал свою задумку Глина, – а когда вы станете сражаться с мунгалами, быстро повернем и помчимся к орудиям. Главное, факелы приготовить так, чтобы их немедленно зажечь… Людей мне много не понадобится: трое лучников – дорогу нам прокладывать, ещё двое повезут сосуды с горючей водой, а двое – орудия поджигать станут. Ну, и кого побойчей мне на подмогу дашь – пусть рубит нехристей, которые мешать нам попытаются.

– И мне дозволь, батюшка князь, Глине помочь!

Любомир. Всеволод глянул в его умоляющие глаза. Не дай бог, с парнем что случится, вся астаховская родня взбунтуется. Скажут, в отместку Настасьиного брата на смерть послал. Хорошо, хоть его отец рядом…

– Погодь! – махнул ему, ибо как раз в это время этот самый то ли рыцарь, то ли какой другой перебежчик стал звать его для разговора.

– Я – князь Всеволод.

– Ты узнаешь меня, княже?

– Литвин! – вглядевшись, крикнул Всеволод. – Убийца и лазутчик рыцарский!

– Вчера рыцарский, сегодня, вишь, монгольский.

– Нашел чем хвастаться! – нахмурился князь. – Без корня и полынь не растёт, а тебе, значит, хоть в Орде, да в добре? Где ни жить, лишь бы сыту быть.

Настала очередь раздражаться Литвину, ибо разговор сворачивал совсем не в ту сторону, в какую ему хотелось.

– Когда мы возьмем ваш вшивый городишко, – пробормотал он злобно, – я сам вырву твой язык и скормлю его собакам!

Но для ушей князя он прокричал совсем другое:

– Не вы ли, русские, говорите: на что с тем дружиться, кто охоч браниться!

– Ты прав: чем ругаться, лучше собраться да подраться! Говори, что тебе надо, а то – езжай подобру-поздорову. Недосуг мне!

– Что ж это за дело – сидеть за высокой стеной? Ты в чистом поле удаль покажи.

– Никак ты меня на бой вызываешь? – развеселился Всеволод.

– Не я, а вот этот монгольский джигит! – Литвин положил руку на плечо одного из своих сопровождающих. – Он зовет тебя в поле сражаться.

– Не поддавайся, князь-батюшка, – сквозь зубы проговорил ему Астах. – Ловушка это.

– Как я могу вызов не принять? – поджал губы Всеволод. – Гляди-ка, их совсем немного, а джигит ихний вовсе богатырём не смотрится!

А пока они так переговаривались, черный рыцарь всё мял в руках белый плат, всё складывал его так да этак, но никто не придал этому значения.

– Я согласен! – крикнул Всеволод.

По губам Литвина скользнула торжествующая улыбка.

Когда монгольские всадники подъехали ко рву, Анастасия была внизу с боярыней Милонегой и… княгиней Ингрид – женщины прикидывали, на сколько дней осады хватит запаса продуктов в городе?

– Дружинники и вои, – говорила им Милонега, – костьми лягут, чтобы нехристя в город не допустить, а мы должны позаботиться, чтобы наши отцы, мужья и братья не голодали…

Напрасно старался князь оградить Ингрид от слухов, а тем более от встречи с Анастасией: чему бывать, того не миновать!

О том, что в Лебедянь вернулась первая жена князя, Ингрид узнала в тот же день, то есть раньше самого Всеволода.

После гибели Свенки у неё в услужении была холопка по прозвищу Лукавка. Девка огненная, на ногу быстрая. С людьми она сходилась легко и могла в момент разговорить самого неразговорчивого.

Она и примчалась к госпоже заполошная, как только ей рассказали про верблюда, на котором в город приехала дочка Астаха с двумя малолетними детьми.

Ингрид сразу поняла, о ком речь. Она подозревала, что Всеволод первую жену не забыл и тут же начнет искать с нею встречи.

Но что она могла поделать? Как этому помешать? Выслушав холопку, Ингрид приняла равнодушный вид и лишь спросила:

– Красивая она?

Хоть Лукавка и казалась порой глуповатой, на самом деле княгиню она жалела и её напускное равнодушие поняла. И сделала вид, что ему поверила.

– Ничуточки она не красива! Настька эта и ране белокожей не была, а ноне в степи своей почернела, точно арапка! Одни глаза на лице!

Сегодня, украдкой разглядывая Анастасию, княгиня убедилась: Лукавка таки слукавила! Несомненно, та, что недавно владела сердцем князя, красива.