– Баба! – растерянно сказал он вслух то, о чем в это же время подумал Лоза. И без ощупывания.

– Вы кто? – тихо спросила у них женщина, переодетая в мужское платье.

– Из Холмов мы.

– Дядька Лоза! – с радостью узнавания облегченно вздохнула женщина. – Слава богу, что это ты!

– Анастасия! – узнал и он. – Куда это ты торопишься, девонька?

– Ой, и не говори! – тяжело вздохнула она. – Лезла по стене, а у самой сердце в пятки ушло. Мы с Робешкой ещё днем заприметили это бревно, не сгоревшее. Сучком за берег зацепилось…

– Ты так и не сказала, куда торопилась, – сурово напомнил Лоза, уже начавший было подозревать молодую женщину в нехорошем.

– Муж мой там, на поле лежит.

– Убитый?

– Раненый. Только разве ж могла я об этом кому, кроме холопки, сказать? Разве поймут меня лебедяне? А он лежит один, без помощи…

– Далеко?

– Что – далеко?

– Далеко лежит, я спрашиваю?

– Я знаю, где, найду.

– А ежели он убит? – вмешался в разговор Головач. – С чего ты взяла, что он только ранен? Разве можно увидеть такое со стены?

– Ты, Головач, со своей Неумёхой та ещё парочка! – в сердцах сплюнул Лоза. – Кому ты это говоришь? Любящей жене, которая, рискуя собой, мужа спасать отправилась?

– Ничего. Я не обиделась. Прощайте!

Низко пригибаясь, она потихоньку двинулась прочь.

– Лежи здесь! – шепнул Лоза своему соратнику. – Никуда с места не трогайся. А я Настасье помогу.

Они нашли Аваджи в полной темноте быстрее, чем, наверное, отыскала бы его собака.

"Любящее сердце привело!" – растроганно подумал Лоза, не подозревая, что для глаз Анастасии сейчас тьмы не существовало. Она знала, куда идти, и пришла.

С той поры, как Анастасия со стены увидела, что её муж упал с коня, все чувства в ней обострились как никогда. Она даже слышала стук, с каким Аваджи упал на землю. И еле смогла дождаться темноты, шепча про себя как заклинание: "Хоть бы его не забрали! Хоть бы его не забрали!"

Она не подозревала, что своим везением обязана разгневанному полководцу, план которого провалился. Кто бы не злился на его месте? К ночи он пришёл в себя и устыдился своего гнева. Потому решил с утра послать тургаудов, забрать тела погибших.

Анастасия встала на колени перед распростёртым на земле телом мужа, осторожно приподняла его голову и влила в рот несколько капель напитка, которым боярыня Агафья обычно лечила своих заболевших домочадцев.

Аваджи судорожно сглотнул и шевельнулся. Анастасия тихонько позвала его. Раненый тут же встрепенулся и пробормотал:

– Ана, любимая, я знал, что ты придёшь и проводишь меня в последний путь. Если я в раю, то почему здесь так темно, а если в аду, то почему так холодно?

Услышав его слова, Анастасия заплакала от радости, а он почувствовал на губах соленый вкус её слез и счастливо вздохнул:

– Значит, я ещё не умер? А то мне надоело видеть перед собой отрубленную голову рыцаря, которая всё время скалится… Ты пришла попрощаться со мной?

– Ты не умрёшь! – Анастасия положила его голову себе на колени. – Ты не можешь так обмануть меня!

– Но я никогда тебя не обманывал!

– Ты сказал, что у нас будет много детей, а сам собираешься умереть.

– Все в руках Аллаха, голубка моя, человек слаб…

– Человек силен! – сказала она строго; наверное, не надо было так говорить с Аваджи, но ей хотелось немного разозлить его, вызвать в нем желание выкарабкаться…

– Подожди, моя газель, не ругайся, я хотел что-то сказать… – он сделал попытку подняться, но лишь мучительно застонал. – Ты пришла из города?

– Из города, любимый!

– Дети с тобой?

– Со мной. Они ждут своего отца.

Он было облегченно вздохнул, но опять напрягся, стараясь удержаться на краю сознания.

– Сегодня в полночь кто-то из горожан… предатель… откроет ворота, чтобы впустить в город наши войска. Поторопись, предупреди своих!

– Аваджи!

– Оставь меня, ты мне уже ничем не поможешь. Возвращайся и предупреди: наши дети не должны погибнуть!

Лоза, вместе с Анастасией склонившийся над раненым, видел усилия, которые тот предпринимал, чтобы не потерять сознание и втолковать ей что-то очень важное.

– Что он говорит? – Лоза тронул молодую женщину за плечо.

– Он говорит, – вымолвила она растерянно, – что в полночь кто-то в Лебедяни откроет монголам ворота!

Как и договорились с госпожой, некоторое время спустя после её ухода Робешка опять сбросила вниз веревку, чтобы втащить Анастасию на стену. Всё это время, пока молодой боярыни не было, холопка не находила себе места от тревоги за неё.

Робешка единственная из всех была посвящена в планы Анастасии. Холопка не только помогала ей в сборах, но и прикидывала, как лучше привязать к бревну неподвижное тело её раненого мужа. Самой Анастасии придётся плыть, держась за бревно. Вода нынче шибко холодная, и если ноги сведет судорогой, Робешка советовала уколоть себя кинжалом.

Наверху на стене Анастасию уже ждало теплое шерстяное одеяло и целая фляжка крепкой браги.

Возле рва наконец-то появилась фигура, закутанная в знакомый плащ. Женщины нарочно выбрали именно его. Даже в темноте он отливал красноватым светом и был потому заметен. Но, как Робешка ни вглядывалась, никого возле фигуры хозяйки не заметила. Выходит, муж Анастасии приказал долго жить. Какое горе для её госпожи!

Темная фигура остановилась у городской стены и дернула за веревку. Холопка тут же взялась за неё покрепче, всем телом упираясь в камень стены. С тех пор, как боярышня стала матерью двоих детей, она здорово потяжелела!

Наконец Анастасия добралась до верху, Робешка протянула ей руку, чтобы помочь перебраться через выступ стены, и вдруг замерла на месте, будто её разбил паралич: это была вовсе не боярышня, а мужчина с бородой и усами!

– Иисусе Христе! – холопка тихо пискнула от страха.

– Тише! – сказал мужчина, к счастью, знакомым голосом. – Это я, Лоза…

Анастасия с Лозой тащили бесчувственное тело Аваджи. Даниил тянул, держа за плечи, Анастасия – за ноги, потому до места, где поджидал их Головач, добирались долго. Аваджи потерял сознание и уже в себя не приходил.

– Тяжеловат-то иноверец! – тяжело выдохнул Лоза. – Эдак мы до Холмов его всю ночь тащить будем!

Он с удивлением услышал довольное хихиканье Головача.

– Да ты, никак, ожидаючи, умом тронулся?

– Оборони, бог! – ничуть не обиделся тот. – Но я ведь без дела сидеть не могу…