– Господи! – в смятении пробормотала Прозора. – Там же Любомир, Анастасия, дети…

– Там – целый город! – Лоза в момент будто съёжился, раздавленный страшной вестью. – Хорошо бы нам подумать не только о том, как нехристей испугать, но и как князю Всеволоду помочь.

– Помочь? – удивленно переспросил один из селян. – Да кто мы такие? Мыши в норе! А рядом кот караулит. И оружия никакого. Сбил да поволок, ажно брызги в потолок?

– А я не согласен мышам уподобляться, – возразил другой селянин. – А задуматься, дак и мышь, в угол загнанная, укусить норовит.

– Вот мы и попытаемся нехристей из села выжить, – заключила Прозора. Много ли сделаешь под землей сидючи?

– Начнем помолясь, – согласился Лоза.

Сделали, как и задумали на своем военном совете. Рваное Ухо осторожно влез на крышу избы, где расположились монголы, и закрыл дощечкой трубу ещё не догоревшей печки. Теперь оставалось лишь посидеть и подождать. Когда холмчане ворвались в избу, монгольские воины – все пятеро – лежали на полу без сознания.

Оставалось лишь вытащить их на свежий воздух, где без помех связать, в то время как остальные лазутчики поджигали избу.

Дело чуть было не испортил один из пленников. Увидев склоненного над ним мужика по прозвищу Леший, заросшего до глаз жесткой курчавой бородой, он дико закричал от страха, прежде чем ему успели заткнуть рот. Несчастный решил, что урусская нечисть как раз собралась пить из него кровь.

Анастасия стояла вместе с другими горожанами на городской стене и смотрела вниз на поле, где перемещались в разных направлениях всадники в пестрых разномастных одеяниях. Монгольские полководцы не предъявляли особых требований к одежде своих воинов. Куда важнее было, какое при них оружие и каковы кони?

Она видела, что многие женщины смотрят на гарцующих вдали монголов с ужасом – их было так много, что казалось, будто на каждого защитника города приходится не менее сотни.

Мужчины смотрели, играя желваками: ох, трудно придётся! Но о смерти мало кто думал – чего о ней заранее думать, каждому свой срок отпущен.

– Что это такое они притащили? – пробормотала вслух Анастасия, разглядывая странные, похожие на огромных длинномордых свиней сооружения на колесах, которые монголы откуда-то доставили.

– Орудия стенобитные, – пояснил стоящий рядом с сестрой Владимир; своей жене он запретил появляться на городской стене. С сестрой не сладишь, та с детства была неслухом.

В глубине души, однако, он не мог не признать, что те немногие женщины, что на стену пришли – включая боярыню Милонегу, которую он уважал с детства, – вели себя спокойно, несуетливо. Явного испуга не показывали, и мужчины при них приосанивались, выставляли грудь колесом.

Накануне какие-то отчаянные мунгалы попытались к городским воротам прорваться. Притащили длинную доску – и где такую сыскали? – и пробежали по ней, ловкие, словно скоморохи-канатоходцы.

Первыми спохватились как раз женщины. Анастасия предложила ещё прежде случившегося установить над воротами котел с кипящей смолой, чтобы потом две женщины по обе стороны от ворот за веревки дергали и котел опрокидывался.

Будто чуяли, с утра под котлом костер развели. На четверых басурман его и опрокинули. Двое под воротами тут же полегли. Один бежать кинулся в запале, да в ров с водой свалился. Утонул. Последний спасся. Так получилось, что женщины первые счет поверженным врагам открыли.

– Но для того, чтобы подвезти эти орудия поближе, – проговорила между тем Анастасия, – разве не нужно вначале перебраться через ров?

– Нужно, – кивнул Владимир. – Нехристи как раз этим и занимаются. Видишь, на дороге телеги показались – что на них нагружено?

– Вроде, деревья, – неуверенно сказала Анастасия, и тут её осенило: Деревья они собираются сталкивать в ров! А вы что будете делать?

– Князь уже распорядился, – брат кивнул туда, где в окружении дружинников стоял Всеволод. – За выступами стен стоят с десяток лучников.

– Кажется, и они своих лучников приготовили, – заметил Владимир, и сестра подивилась зоркости его глаз.

– Лучники едут на телегах?

– Нет, конечно. Они прячутся за телегами. Надеются, мы станем разглядывать деревья и не заметим мелькающих за повозками ног.

Владимир на полуслове прервал разговор и кинулся к князю, который с тревогой вглядывался в приближающиеся повозки – тоже заметил лучников.

К Анастасии подбежал запыхавшийся Любомир.

– Быстрее! Скажи женщинам, пусть зовут на помощь холопов, да всё, куда может долететь стрела, обольют водой!

– Зачем? – не поняла она.

– На будущее, – строго предупредил Любомир, – чтобы указания исполняла без рассуждений. Как сестре скажу: наши воины считают, что нехристи станут метать огненные стрелы.

Он побежал прочь, и Анастасия спустилась со стены.

Женщины деловито взялись исполнять наказ. Тех, кто ещё отсиживался в теремах да избах, стали вызывать на подмогу, а чтобы дело пошло быстрее, боярыня Милонега велела своей дворовой девке бить в стоявший на площади вечевой колокол.

Та от усердия стала так дергать за веревку, что мужчины-дружинники всполошились: не объявился ли неприятель внутри города!

Но всех, кого надо, подняли, и всё вокруг водой залили, ровно ливень недавний и не кончался.

В это время телеги подъехали ко рву, и какие-то люди в одеждах, непохожих на монгольские, начали сталкивать в ров деревья. Рой стрел слетел с городской стены, и большинство из сгружавших свалились подле колес будто подкошенные.

– Не стреляйте! – диким голосом закричала Анастасия, как раз взошедшая на стену. – Это же рабы, не стреляйте!

Но было уже поздно. Разглядели, конечно, что люди эти безоружные. Стыд-то какой – стрелять в безоружных!

Командир лучников остановил своих стрелков. Он скосил глаза на Анастасию – женщина вмешалась не в свое дело! – но промолчал. Своим приказал только:

– Схоронитесь!

И вовремя. Монголы, обозлённые стрельбой, тоже стали пускать стрелы из-за телег с деревьями. Не то чтобы они жалели убитых рабов, но кто же вместо них станет сталкивать в ров деревья или закрывать их своими телами?!

Несчастные рабы, подгоняемые монголами, стали сбрасывать деревья в ров, приготовившись к смерти, но русские больше не стреляли.

Вдруг один из рабов с цепями на ногах поднял голову и закричал по-русски:

– Не жалейте нас, робяты, стреляйте! Хоть и не своей волей, а врагу служим! Лучше смерть, чем собачья жизнь!

– Наш, русич! – заговорили между собой защитники города.

Кто-то, вглядевшись, пробормотал:

– Мать моя, да у него ноздри вырваны! Видать, в побег ударялся!