пылающей птицы глаза по ходу рассказа становились больше и круглее. В конце небольшого, но крайне занимательного рассказа, я даже начал беспокоиться о том, чтобы феникс вовсе не остался без глаз — такими огромными и надутыми они стали.

— И поэтому всё так произошло, — закончил я.

— Дриньк, — странно произнес Евгений, как будто по струнам каягыма провел пальцами.

Феникс сглотнул и заклекотал. Похоже, что он был настолько удивлен, что даже потерял дар речи. Потом опомнился, взял себя в крылья и произнес:

— Никто из нашего племени не появлялся в этом мире. Никто! Я бы заметил.

— Но кто-то напал на дракона! — возразил я.

— Подтверждаю, — заметил Евгений.

— Скажите, а вам ничего не показалось странным? — спросил феникс. — Может быть было что-то из ряда вон выходящее?

— Да вроде бы ничего такого. Вот только всех монахов почему-то начало клонить в сон, когда мы умывались после ката…

— Начало клонить в сон? — феникс встрепенулся и начал отдаляться прочь.

— Да! Эй, ты куда собрался?

— Я не должен тут быть! — послышалось от феникса. — Не верь глазам и ушам своим! До встречи!

— Что? Что ты такое несешь? Эй, ты куда, курица горелая?!! — завопил я, когда феникс стал уменьшаться.

Мне не хотелось снова оставаться в темноте. Я помчался следом, но как мчаться без ног? Похоже, что я остался снова ни с чем.

Вопросов возникло ещё больше. Феникс ничего не пояснил, а сделал только хуже. Может, подождать дракона?

— Может быть ты пояснишь, Евгений? Почему так?

— Брат Ни, брат Ни! Очнись! — возник вдруг в темноте голос Глу Пыша.

Откуда он тут? Он что, тоже сгусток тьмы?

— Брат Ни!

— Ты где, друг мой? — крикнул я в ответ.

— Я здесь! — послышалось в ответ, а после этого мою щеку огрела пощечина.

Мою щеку?

Я невольно схватился за больное место, а потом открыл глаза. Я лежал на траве, рядом сидели или стояли другие братья-монахи. Увы, так было не у всех. Четверых дулинов пытались откачать, но их глаза не открывались, а грудь не вздымалась от дыхания.

— Что… Что случилось?

— Что-что, — пробурчал Глу Пыш. — Упали мы с небес на землю. Грохнулись так, что едва позвонки по поляне не рассыпались.

Я огляделся. Заметил поваленные деревья, сломанные кусты.

— А где…

— Где дракон? — закончил Глу Пыш. — Мы грохнулись, а потом феникс и дракон продолжили бой. Взлетели в воздух и унеслись на север. Мы же остались здесь.

— А где мы?

— В Темнолесье.

— А ты откуда знаешь? Ты же здесь ни разу не был…

— Возница успел прокричать, прежде чем его унес дракон. Он обещал вернуться завтра в это же время…

Я нахмурился. Что-то тут явно было не так. Шарахнулись мы отменно, а дракон с фениксом продолжили бой. Свалились все, а не встали только четверо. Нет, что-то у меня не укладывается такое в голове. Вот вроде бы должно уложиться, а не хочет. Копошится и тревожно ноет.

— Братья-монахи! Кто-то должен остаться с нашими ранеными братьями! — послышался вопль Кри Куна. — Остальные же должны найти Алмазы Истины! И я думаю, что останутся самые достойные из нас! Я не достоин, поэтому вынужден отказаться от такой великой чести и уйти прочь! Я посыпаю голову пеплом и плачу в душе!

Этот монах отличался зычным голосом и склочным характером. Все знали его как хитреца и пройдоху. Правда, в таком же качестве знали и меня, но мой голос не был таким сильным.

Кри Кун развернулся и, горестно завывая, бросился в чащобу Темнолесья. Через пять секунд о его существовании говорили только хрустящие ветки.

Монахи переглянулись и, как по команде, бросились следом. Глу Пыш тоже дернулся, но я его схватил за рукав:

— Подожди! Нельзя так оставлять братьев. Пусть они ранены и без сознания, но они же наши братья! Мы с ними прожили немало времени бок о бок.

— Да пусти, брат Ни! Все побежали за Алмазами Истины, а мы…

Я не мог сдвинуться с места! Моё тело не давало сделать и шаг. Похоже, что Евгений в этой ситуации решил остаться для помощи раненым. Что же, мне нужно как-то убедить Глу Пыша присоединиться.

— А мы останемся и поможем братьям. Иначе, что мы за люди? — твердо ответил я. — Это наш долг!

— Они бы нас оставили… — пробурчал Глу Пыш.

Где-то вдали послышался волчий вой. Теперь я понял желание тела… Раненых братьев сожрали бы за несколько минут, пока остальные ищут Алмазы.

— Мы не они. Мы не можем их оставить! И вообще, прекрати стонать! В крайнем случае мы отберем Алмазы Истины у тех, кто сорвался прочь. Ведь дракон прилетит сюда? Ну вот мы и подождем — чего зря ноги топтать? Заодно поможем братьям, а то не по-человечески получится — уйдем и бросим их на произвол судьбы.

В этот момент внутри моей груди потеплело, как будто я приложил к коже нагретую на солнце гальку. Я кинул взгляд на амулет, погладил — он в самом деле был теплым. Глу Пыш вряд ли такое ощутил. Он с хмурым лицом повернулся и пошел к раненым.

Я наблюдал за ним искоса. Глу Пыш то и дело порывался броситься в сторону леса, но мой грозный взгляд останавливал его бег. В конце концов он махнул рукой и склонился над первым раненым.

— Ой! — крякнул Глу Пыш, выпрямляясь. — У меня что-то в груди тепло стало…

— Это твоя совесть проснулась и благодарит за то, что ты делаешь доброе дело. Правда, это приятно?

— Неприятно только то, что мы останемся без Алмазов Истины, — ответил друг.

Я ничего не ответил. Зачем переливать из пустого в порожнее?

И как мне было объяснить Глу Пышу, что остаться тут было вовсе не моим желанием, а желанием тела? Оно не сдвинулось с места, да ещё и задержало друга. Вот слова были моими. Это да…

Четыре монаха так и не приходили в сознание, лежа среди сломанных кустов. Я проверил пульс у каждого — слабый, но был. Похоже, что у всех четырех была повреждена спина, так как никаких видимых ранений мы не обнаружили.

— Может быть перенесем их на ровное место и соорудим над ними навес? — предложил я Глу Пышу, поглядывая на серое небо.

— А может закидаем их ветками и отправимся на поиски Алмазов Истины? — спросил друг.

Я отрицательно покачал головой. Вернее, так сделало моё тело. Оно почему-то отказывалось покидать раненых братьев. Про Темнолесье ходят дурные слухи, так не стоило оставлять четырех беспомощных людей без присмотра.

Мы нарвали мха и крупных папоротниковых лиан, чтобы сделать