Сверкали мечи и топоры, взмывали молоты и секиры, пробивая доспехи и шлемы, падали навзничь исполосованные кони. Вся эта масса отчаянно сражающихся людей добивалась одной цели – завладеть королевским знаменем. Стяг переходил из рук в руки до тех пор, пока Завиша Черный, с ног до головы забрызганный кровью, не прорубил брешь в строю тевтонов и лично не поднял знамя над взмокшей головой.

Сразу, как Божий глас, раздался чей-то крик: «Литва возвращается!» Гектор не поверил своим глазам: из лесу, со стороны озера, и впрямь, вздымая пыль и давя трупы, стремглав неслась литовская кавалерия. Татары, пестревшие полосатыми стегаными халатами, скакали там же.

Предвидя смертельную угрозу, магистр фон Юнгинген лично повел в бой восемнадцать свежих резервных хоругвей – последнюю надежду ордена. Два главных орденских знамени, большое и малое, должны были укрепить дух своих воинов. Золотой крест, обрамленный черным контуром, на перекрестии которого был изображен также золотой щит с черным орлом внутри, вновь напомнил братьям, что их сила в единстве с Богом.

Ягайло тоже выпустил свой третий резерв. На поле воцарилась невообразимая суматоха. Шел уже пятый час битвы, и многие воины устали. Их руки становились вялыми, а мысли расплывались, как кувшинки в пруду. На землю теперь валились десятками, не в силах отражать атаку. Строями давно не бились – стычки возникали то тут, то там. Гектор сменил уже семь лошадей. Из своих друзей он видел только Джаспера, который успел сразить одного татарина кацбальгером и забрать его колчан.

Вернувшиеся татары внезапно использовали свой хитрый прием, доселе не виданный рыцарями. Они ловко набрасывали веревочную петлю на тело врага, а другой конец быстро привязывали к луке своего седла. Обессиленные баталией и жарой, изнемогшие в железных доспехах братья опрокидывались с лошадей, а большинство из них потом так и не поднимались.

Все же поляков было больше, и они стали потихоньку окружать тевтонов. Чуть ли не со слезами Пес увидел, как знаменосец отряда из Кульмской земли подал своим собратьям знак к отступлению. Это внесло еще больший разлад в ряды братьев, и они превратились в куда более легкую добычу для противника.

К пущей беде крестоносцев, к бою присоединилась польская пехота, состоявшая преимущественно из крестьян, вооруженных косами, серпами да цепами. Благодаря своей численности, поляки стали рогатинами просто стаскивать врага с лошадей и добивать его на земле – крестьянам запрещалось брать пленных, так как им никто бы не стал платить выкуп.

Хотя мечи тухольского комтура Генриха фон Швельборна вдоволь напились польской крови, их хозяину долго радоваться успеху не пришлось. Почуяв неладное, он развернул коня и чудом пробился из оцепления, стремясь избежать верной гибели. Прусс тоже устал махать своим шестопером, и, хотя навредить ему было невозможно, сил у него уже не было, как, впрочем, и у его друзей.

К трем часам пополудни пали основные знамена тевтонов. Вслед за ними последовал и сам Верховный магистр – его блестящий шлем, увенчанный длинными павлиньими перьями, исчез где-то в каше из ног и копыт. Через минуту после того, как главу ордена стащили с коня, Пса ожидала та же участь. Три польских пехотинца схватили его лошадь за узду и сбросили Гектора на землю. Закрыв глаза, он лихорадочно стал воображать себе все что угодно, только не смерть от руки врага. Стоило ему опять взглянуть на мир, только уже снизу вверх, и он увидел троих усыпанных стрелами мертвецов, распластанных рядом.

Рука, протянутая Джаспером, помогла Псу снова встать на ноги, и они оба на лошади англичанина с трудом выбрались из глухого кольца, все плотнее сжимаемого армией Ягайло и Витовта. Гектор оглянулся, и сердце его дрогнуло от жалости. Совсем недавно могучее орденское войско к концу битвы представляло собой всего-навсего кучку отчаянно отбивавшихся мужчин, но шансов у них уже не было. Кто с позором удирал, не щадя лошадей, кто становился на колени и молил о пощаде, и только самые стойкие дрались до последней капли крови.

Еще несколько часов назад эта с небольшими холмиками и ямками равнина мирно жила своей жизнью. Здесь часто играли бойкие крестьянские дети, паслись коровы и козы, пестрели полевые цветы и деловито жужжали стрекозы. Все дышало спокойствием и счастьем. Ничто не располагало не только к войне, но даже к малейшей враждебности. И ничто не могло омрачить радость от прелести летней природы.

Но то, что произошло на пасторальном месте ближе к вечеру, поразило бы даже летописцев апокалипсиса. Широкие реки людской и конской крови текли по полю, разветвляясь на ручейки около бугров. На траве громоздились кучи изувеченных мертвых тел. Предсмертные вопли раненых лишь привлекали воронье. Всюду валялось разломанное оружие и растрескавшиеся доспехи. Ужасное зрелище заставило бы содрогнуться самого дьявола. Такого исхода сражения Гектор никак не ожидал.

Они с Джаспером что было мочи неслись к селению Людвигсдорф, расположенному на юго-востоке от места бойни. Каким бы всесильным Пес ни был, возвращаться обратно ему не хотелось. Стало очевидным, что битва проиграна и помочь здесь уже нечем. Пара друзей нашла вяз повыше и забралась на него, чтобы посмотреть, чем все-таки закончится побоище непобедимых тевтонов. Полубрат видел лучше, поскольку он использовал свой новый дар. Мысленно Пес приблизил поле и увеличил его изображение, но вдруг какая-то неведомая сила затмила взор и открыла ему нечто совершенно невероятное.

Как и обещал Бэзил, Гектор смог увидеть то, что видят перед собой другие. Сначала мысленно его существо перенеслось в сознание одного прусса, с кем он стоял рядом в строю в самом начале битвы. Этот человек, как и почти все остальные прусские ополченцы, носил на шее оберег – засушенную волчью лапу. Пред очами этого воина стоял какой-то краснолицый литовец в изодранной кольчуге, а чуть поодаль в неестественных позах лежали его убитые собратья. Но самое удивительное заключалось в том, что над телами мертвых пруссов, над каждым в отдельности, вились огромные, размером с барана, черные вороны. Облетев трупы, они садились у них на груди и клевали их в сердце, после чего с блестящими золотыми нитками в клювах устремлялись в небеса.

Потом его сознание переместилось к искалеченному поляку. Тот видел, как на небе ласковая, озаренная яркими лучами Богоматерь простирает руки навстречу летящим к ней душам павших христиан-поляков. Дальше был тевтон, который, погибая, лицезрел летящего к нему ангела и после нежно целующего в лоб. Все завершилось видением скандинава, капитана наемного отряда Гуннара и Тронда. Викинг наблюдал за тем, как многочисленные валькирии слетаются к телам его бойцов и увлекают их за собой в Валгаллу на вечный пир к богам Одину и Тору.

Вероятно, дух резко прекратил видения, потому что зрение Гектора вернулось в прежнее состояние. Одновременно с этим в левом предплечье раздался жуткий подкожный зуд. Загнув рукав, Пес увидел то, что ожидал, – желтоватое сияние третьего креста уже почти прекратилось.

Уортингтон был слишком занят наблюдением за бесповоротным разгромом тевтонской армии, поэтому увидеть появление мистических знаков на руке товарища никак не мог. А Пес, как ни пытался внедриться в сознание друзей и возобладать зрением Гуннара или Тронда, так ничего и не добился. Он оставил на совести духа только в определенные моменты открывать ему тайные знания.