Тед был славным малым и не без способностей, как на сцене, так и в постели. С трусиками Розалии он справлялся столь же успешно, как и с игрой на гитаре. Он не был ревнив и сквозь пальцы смотрел на постельные утехи своей подружки с двумя другими участниками ансамбля. Они пели старые и новые неаполитанские песни, переложенные в ритмы «мягкого рока», это имело успех и находило отклик в тоскующих по романтике юных душах. Платили им не так уж много, но на еду хватало, Розалия получила возможность принимать ванну каждый день и покупать новые платья. Ей даже удалось послать домой несколько денежных переводов, хотя она не знала, дошли ли они по назначению. Порой ей вспоминалось измученное и печальное лицо матери. А потом снова была музыка.

У Розалии был чистый голос, сильный и певучий. Парни по очереди и по настроению пользовались ее милостями, все были с ней нежны и получали взаимное удовольствие, хотя официально она считалась девушкой Теда, который, по мере того как группа завоевывала все большую популярность, начал выступать соло не только на сцене, но и в спальнях некоторых своих поклонниц.

Группа приняла участие в нескольких фестивалях и хорошо зарекомендовала себя: ребята получили пару выгодных предложений, и вот уже название ансамбля «Софт-Мьюзик» появилось в Каннах, на афише «Аркан-сьель», ночного заведения с казино. Это был лучший из местных ночных клубов. Им приходилось выступать перед началом основного спектакля, но все-таки это был большой шаг вперед. Они подражали, и небезуспешно, группе «Дайр Стрэйтс», хотя, конечно, Тед не был ни Пиком Уизерсом, ни Джоном Иллси, ни Марком Нопфлером. Однако у него был отличный слух и способности к подражанию; раз прослушав выступление знаменитого ансамбля на фестивале в Сан-Ремо, он легко перенял их манеру и завораживающий публику музыкальный стиль.

Розалия сидела за столом перед началом спектакля, когда к ней подошел метрдотель.

– Один господин, – сообщил он заговорщическим тоном, – желает познакомиться с вами.

– Какой господин? – спросила девушка, жизненным опытом наученная ничему не удивляться.

– Он сидит вон там, – показал он взглядом. – Вон тот господин за угловым столиком.

У него были глаза с поволокой и томным, порочным взглядом, осененные длинными ресницами, оливково-смуглая, лоснящаяся от жира кожа и ленивая плотоядная улыбка. Необъятный живот, обтянутый, как барабан, дорогим смокингом, надменно выдавался вперед.

– Тот, что мне улыбается? – Игра стала забавлять Розалию.

– Тот, что улыбается. – Метрдотель уже получил свою мзду и теперь старался честно ее отработать.

– Он хочет со мной познакомиться? – Она тянула время, набивая себе цену.

– Он хочет пригласить вас в гости к себе на яхту «Сорейя».

– Ой, мамочка моя! – невольно вырвалось у нее. – В гости на яхту «Сорейя»! – Ее черные глазищи, все еще наивные, как у ребенка, округлились от изумления. – «Сорейя» – это такой океанский корабль на рейде в Каннской бухте?

– Это самая большая яхта в мире.

– Больше, чем у Онассиса? – Гораздо больше.

– Значит, он, – воскликнула она, – тот самый араб, никак не запомню, как его зовут.

– А вот он прекрасно помнит, как вас зовут, синьорина, – сказал метрдотель льстиво. – И высоко ценит ваше искусство.

Лесть ей была ни к чему, она уже решила на ходу поймать за хвост плывущую в руки удачу, но все же упоминание об искусстве было ей очень приятно. Иллюстрированные еженедельники, которые она жадно поглощала, надеясь однажды найти там и свое собственное имя, и свою историю, сообщали очень много доброго и – увы! – ничего плохого об Омаре Акмале, арабском миллиардере. Он слыл гостеприимным хозяином, любимцем прославленных актрис и знаменитых принцесс, его внимание оспаривали все кокотки международного класса.

– Скажите ему, что я согласна, – решилась она.

– Сегодня вечером? – Метрдотель еще ниже склонился над ней, словно коршун над добычей.

– Сегодня вечером.

– Вы приедете к нему? – Он был весьма педантичным знатоком своего дела.

– Посмотрим, после спектакля видно будет.

– Синьор хотел бы знать наверняка…

Розалия жестом прервала его, вскинула голову и провела рукой по своей худенькой шейке.

– Передайте ему, – заявила она, растягивая губы в тонкую линию, – чтобы он послал за мной машину в «Сент-Ив».

Это был славный чистенький пансион, окруженный деревьями и цветочным садом, где она жила с Тедом и остальными мальчиками.

Метрдотель ушел исполнять поручение. «Эй, посмотри-ка, наверху местечко есть и для меня!» – пропела про себя Розалия, подняв глаза к небу.

Она сообщила грандиозную новость коллегам.

– О нас не забудь! – попросили они.

– Все вместе, как мушкетеры! – торжественно пообещала она.

– Он небось со всеми продюсерами знаком, – мечтательно вздохнул Тед. – Да ему стоит глазом моргнуть, мы бы были как в танке. Одно его слово – для нас загорятся все огни!

– А вы считаете, я за просто так согласилась? Я своего добьюсь! Пусть представит меня кому-нибудь из киношников. Хочу стать звездой! – Она была вне себя от радостного волнения и мысленно уже видела себя Лайзой Минелли в новой версии «Кабаре», поставленной специально для нее прославленным режиссером на одной из крупнейших киностудий. – Ой, мальчики, если этот тип клюнет, уж я его не упущу!

– Когда ты вернешься? – спросил один из них.

– Не знаю… Может, через день, а может, и через месяц.

– Давай, оттянись там как следует, – сказал Данте, один из ребят, с восторгом обнимая ее.

Чиро, третий член группы, попытался ее предостеречь. Он любил Розалию больше всех и тревожился о ее безопасности:

– Гляди-ка ты в оба. Богачи – народ особый, им на людей наплевать. Им ничего не стоит наделать дел.

Розалия показала ему «рожки» и вздернула плечи. Она надела самый вызывающий из своих нарядов, платье из алого шифона с узким вырезом до пупа, в котором, по ее собственным словам, выглядела соблазнительнее, чем Рейчел Уэлч.

Час спустя она впервые в жизни с довольной улыбкой откинулась на спинку сиденья в «Роллс-Ройсе», за рулем которого сидел шофер в ливрее.

В салоне автомобиля было тихо и торжественно, как в зале заседания правительства, все дышало утонченной элегантностью. Розалия слегка опьянела от запаха красного дерева и дорогой кожи. В Каннском порту у восточного мола был пришвартован быстроходный катер. Расстояние в половину морской мили, отделявшее причал от трапа яхты «Сорейя», он преодолел в мгновение ока: Розалия Палья, артистический псевдоним Кармен Росс, неудержимо, как торпеда, неслась навстречу успеху.

Она поднялась по сходням и оказалась на первой палубе трехпалубного корабля. Толстый араб с необъятным брюхом и ленивой улыбкой поцеловал ей руку и пригласил выпить что-нибудь в малом салоне. Ничего подобного Розалия в жизни своей не видала, даже в американских фильмах. Казалось, она попала в княжеский дворец или на страницы «Тысячи и одной ночи».