За устроенным им на ристалище спектаклем наблюдало по меньшей мере двадцать тысяч глаз, но предназначался он лишь для одного зрителя. Особенного зрителя, у которого – Гримберт чертовски на это надеялся – было лучшее место.

Чтобы не выдать своего интереса к этому штандарту, он поспешно отвел взгляд и почти тотчас поморщился.

Самые удобные места у турнирной площадки заняло баронское воинство, но там, где заканчивались вымпела и знамена, бурлила настоящая каша, в которой уже невозможно было рассмотреть ливрей и гербов. Несмотря на то что бой кончился несколько минут назад, а победитель и побежденный замерли в неподвижности, над ней плыл злой птичий клекот возбужденной толпы, все еще распаленной поединком.

Пехота. Если франкские рыцари были костьми войны, на которых держалась вся императорская машина армии, пехота служила ее мясом – жестким горьким мясом, опаленным тысячами войн, но так и не сгоревшим. Здесь царил еще больший хаос, чем среди благородных зрителей. Кое-где мелькали кирасы баронских дружин, но и те почти тонули в ворочающемся человеческом месиве.

Гримберт знал, что эти люди еще не скоро успокоятся. Как охотничьи псы накануне травли, они чувствовали кровь, которая еще не успела пролиться, и потому были возбуждены сверх обычного.

Сейчас этот грязный сброд ругается, отсчитывая друг другу проигранные в споре монеты, богохульствует, пьет и распевает похабные песни, не подозревая, что уже завтра кого-то из них насадят на лангобардские копья, кому-то проломят голову шестопером, а кого-то бросят подыхать на поле боя с распоротым осколками животом. И если вчерашние дружки еще вспомнят про него, то только для того, чтоб стянуть с него, еще хрипящего, сапоги.

Но это будет завтра, а пока они горланят и ругаются, деля еще не завоеванную добычу и рыча друг на друга. Злобная и заряженная колючей энергией биологическая масса, слишком примитивная, чтоб быть разумной, слишком агрессивная, чтобы эволюционировать. Слишком…

Гримберт не ощущал по отношению к ней ничего, кроме брезгливости, и лишь вкус недавней победы приглушал это ощущение. Победа была заслуженной и честной, все остальное сейчас не имело значения. А главное – она была только началом.

* * *

– До черта народа, – пожаловался он. – Уму непостижимо, сколько пехоты нагнал господин сенешаль. Не удивлюсь, если он дождется вспышки чумы или чего похуже…

– Восемь тысяч человек, – с непонятной гордостью произнес Гунтерих, уловив направление его взгляда. – Семь полнокровных полков аквитанских пикинеров, которых привел сенешаль, полк иберийских касадоров, две тысячи тяжелой пехоты, тысяча аквитанских аркебузиров…

Неуместная гордость в голосе кутильера отчего-то разозлила Гримберта.

– Я бы не дал за это сборище и горсти куриного помета, – зло бросил он. – Единственное, на что годна пехота – не подпускать к рыцарям всякую лангобардскую шваль с ручными гранатами, да разбирать баррикады на улицах. Рыцарский кулак – вот что проломит стены Арбории!

– Да, мессир, – покорно согласился Гунтерих, опуская голову. – Вы, без сомнения, правы.

Гримберт повел взглядом поверх голов. Он всматривался не в лица – они представляли для него не больше интереса, чем земля под ногами, он всматривался в знамена, полощущиеся на ветру.

Это пустяк, это можно не принимать в расчет, это и вовсе никчемная дрянь…

За привычными его глазу полотнищами, украшенными графскими и баронскими гербами, виднелись прочие, пониже и победнее. Выглядящие зачастую так жалко, будто прежде служили своим владельцам простынями. Ни геральдических животных в нелепых позах, ни претенциозных девизов, ни разномастных крестов, одни лишь грубо намалеванные символы, по большей части незнакомые ему. Переломленный меч, выщербленный щит, ястребиный коготь, разрубленная монета…

– Почему наемникам позволили находиться в общем лагере? – процедил он. – Немедля вышвырнуть их прочь за ограду. Непозволительно, чтоб эти ублюдки крутились между порядочными людьми! Не говоря о том, что они часто несут с собой холеру, вшей и проказу. Выгнать взашей!

– Приказ сенешаля. – Гунтерих не осмелился поднять взгляд на хозяина. – Некоторые подошли еще ночью, другие подтягиваются до сих пор. Кимвры, хатты, херуски…

– Видно, дела у нас хуже, чем я думал, раз уж господин сенешаль поспешил заручиться их помощью, – холодно заметил Гримберт. – От этого сборища разит, как от стаи шакалов. Господи помилуй, херуски! Да эти ленивые болваны не знают, с какой стороны ствол у аркебузы!

– Да, мессир, – согласился Гунтерих, отводя отчего-то взгляд. – Их воинская выучка не произвела на меня благоприятного впечатления. Но, говорят, они весьма стойки в обороне…

– Будь уверен, это не из-за излишков храбрости. Скорее, они слишком тупы, чтобы обратиться в бегство, даже когда чувствуют паленую шкуру со своих задниц. Омерзительное племя, с которым ни один уважающий себя полководец даже связываться не станет! На месте Алафрида я приказал бы выгнать эту ораву прочь! Разве что он намеревается использовать их в качестве пушечного мяса, чтоб заполнить крепостные рвы Арбории… Или взять хаттов! Тебе приходилось иметь дело с хаттами?

– Н-нет, мессир.

– А мне приходилось, и не раз. Без сомнения, отважные воины. Бесстрашные, как дикие вепри. Я видел, как они орудуют своими пиками, как поднимают на ножи врагов, как наступают по телам своих же павших товарищей… Вот только особой буллой Папы Римского им запрещено брать в руки огнестрельное оружие под страхом отлучения от Церкви! Какая-то мутная история столетней давности… Вообрази себе, какой толк от них будет при штурме Арбории? Лангобарды тоже варвары, но они отлично управляются с артиллерией и знают, с какой стороны держать аркебузу. Чертовых хаттов перемелют в муку еще на подходе к городу!

– Да, мессир.

– Про кимвров я и слышать не хочу. Святой Престол, может, и признал их христианами, да только у последнего сарацина больше представления о христианской душе, чем у этих вчерашних язычников. Город еще не успеет пасть, а они уже разожгут на улицах свои проклятые ритуальные костры и, как пить дать, предадутся каннибальским трапезам, вырезая у мертвецов сердца и печень! Превосходная компания подобралась. – Гримберт оскалился. – И это самое крупное выступление императорских войск за последние пять лет, подумать только! О ком еще мне стоит узнать, Гунтерих? Может, у нас в подкреплении имеется сотня боевых мавров? Или, допустим, отряд раскаявшихся еретиков? Отчего бы и их не включить в наше славное воинство?..

– Еще квады, мессир.

Гримберт стиснул зубы. Так вот отчего Гунтерих все это время отводил взгляд. Он уже знал, знал заранее, и боялся сообщить новость своему господину, вполне верно представляя его реакцию.

– Квады? – медленно произнес он, стараясь не выдать тоном охватившей его ярости. – Сенешаль нанял наемников из племени квадов для этого дела?

– Да, мессир.

– Почему мне не доложили?