— Хуже было бы, ударь она точным движением, ну,допустим, прямо в сердце, хотя нетренированному человеку трудно с одного разаточно попасть в него, — абсолютно спокойно объяснял приятель, — и ужсовсем было бы нехорошо, принеси она с собой опасную бритву или пистолет. Атак, кухонный нож, множество ранений. Суд может проявить снисходительность.

Я удивился:

— По-моему, ты несешь чушь! Двадцать четыре ранениялучше, чем одно?

— Ну конечно! — неожиданно ответила Нора. —Сам посуди. Если бы она прихватила из дома кинжал, ловко ударила и сразу убила,следовательно, планировала преступление, тщательно готовилась. А ежели схватиланожик для резки хлеба и била им во все попадающиеся под руку места, значит,находилась в состоянии аффекта. Временное помрачение сознания облегчает участьвиновного. Ведь так?

Максим кивнул. Я покачал головой.

— Извините, но Соня совершенно не похожа на человека,способного кинуться на девушку с ножом. Она интеллигентный, воспитанныйчеловек…

— Знаешь, Ваня, — вздохнул Макс, — я могутебе такого порассказать про образованных и милых. Вот недавно взяли одногодоктора наук и профессора, большого ума человек, то ли двадцать, то ли тридцатькниг написал, по его учебникам армия студентов выучилась. Этакий благородныйотец семейства: седые волосы, очки, костюм, речь великолепная, ну вроде техэкземпляров, что ходят к твоей матери на вечеринки.

— Ну и что? — спросил я.

— Любовницу убил, — спокойно сказал Макс, —двадцатилетнюю девчонку. Позвал к себе на дачу, придушил, потом в ванне начасти разрезал, в мешочки упаковал, в саду в разных уголках зарыл. И спокойнопошел работать. Он, понимаете ли, ни дня без строчки прожить не может. Кстати,и в СИЗО пишет, очень уважаемый в камере человек.

Меня затошнило. Очевидно, Макс понял, какую реакцию вызвалего рассказ, потому что добавил:

— Хороший человек, плохой, добрый, злой… Это слова, аесть улики.

— Какие? — напряженным голосом поинтересоваласьНора.

— Извините за каламбур, убийственные.

— Ну! — поторопила его Элеонора. — Говори.

— Время смерти Беаты было определено достаточноточно, — ответил приятель. — Она скончалась во вторник, междудевятнадцатью и двадцатью часами.

— Откуда это известно? — не утерпел я.

Макс спокойно пояснил:

— Установление давности смерти проводится по многимпоказателям. Когда известно время последнего приема пищи, то судят поособенностям содержимого желудка, имеются энтомологические исследования,касающиеся развития насекомых, преимущественно мух, уже спустя пару часов послекончины личинки…

Я сглотнул слюну и быстро сказал:

— Хорошо, хорошо, я тебе верю. Значит, между семью ивосьмью часами вечера?

— Да, — кивнул Макс, — именно в это времяСоня приехала к Беате. Ее видела соседка, у которой Чуева спросила: «Двадцатьдевятая квартира на каком этаже?» Девушка ответила: «На третьем», — ипотеряла всякий интерес к тетке, потому что ее ребенок начал засовывать в ротснег.

Мы с Норой молча слушали. Следующим свидетелем оказаласьпенсионерка Коростылева из тридцать пятой квартиры. Она несла из магазинатяжело набитую сумку, притомилась и остановилась на лестничной площадкетретьего этажа передохнуть. Свою торбу она плюхнула около двери Беаты. Неуспела бабуська перевести дух, как из недр квартиры донеслись звуки скандала.Ругались две женщины, одна, судя по звонкому, резкому голосу, довольно молодая,другая — в возрасте. Двери в пятиэтажке как картонные, стены словно из бумаги,поэтому старушка великолепно услышала перепалку.

— Оставь в покое моего сына, негодяйка, — злиласьпожилая.

— Пусть он сам решает, с кем быть, — парироваламолодая.

— Ты стара для него, испорченный продукт!

— Отвяжись и вообще убирайся из моего дома!

— Дрянь, сволочь! — взвилась дама постарше. —Только о деньгах и думаешь! Имей в виду, моего материнского благословения наэтот брак нет!

— А оно нам надо? — захихикала молодая. —Подавись им, кретинка старая. Я, между прочим, нормально к вам относилась, нораз так себя ведете… Сегодня же велю ему ко мне перебираться с вещами.

— Только посмей!

— И что? — издевалась молодая. — Что высделаете? Накажете? В угол поставите? Материнское порицание выскажете? Держитеменя, сейчас скончаюсь!

— Я тебя убью! — заорала пожилая.

Послышался дикий грохот. Бабушка Коростылева испугалась, чтодверь квартиры распахнется, подхватила торбу и побежала к себе. Дома онаочутилась без пятнадцати восемь.

— Так точно помнит время? — тихо спросила Нора.

— Да, потому что успела быстренько запихнуть продукты вхолодильник и сесть смотреть «Вести», — пояснил Макс. — ЕвдокияПетровна Коростылева никогда не пропускает эту программу, ну привычка у неетакая — ровно в восемь включать второй канал.

Пока Евдокия Петровна сидела перед голубым экраном, событияпродолжали развиваться своим чередом. Мамонтова Катя, та самая девушка, котораяподсказала Соне, на каком этаже находится нужная ей квартира, мирно пасласвоего малыша около подъезда. Внезапно тяжелая железная дверь распахнулась,чуть не пришибив молодую мать.

— Эй, — возмутилась та, — нельзя липоосторожней дверью шваркать!

Из подъезда вылетела тетка, толкнув дитя. Ребенок упал,ударился головой о землю и зарыдал. Катя кинулась к сыну и заорала:

— Ты, дура! Ребенка уронила!

Но женщина даже не подумала извиниться.

Она стремглав бежала по дорожке, ведущей к метро.Незастегнутая шуба развевалась у нее за спиной. Катя хотела было помчатьсявдогонку и как следует пнуть беспардонную бабу, но сынишка продолжал хныкать, ией пришлось утешать малыша, у которого на лбу быстро наливался темно-фиолетовыйсиняк. Катерина подхватила сына, вошла в подъезд и увидела на полу крохотнуюсумочку.

Внутри обнаружился паспорт на имя Чуевой Софьи Михайловны,носовой платок, дешевая губная помада, кошелек и ключи. Обрадованная Катяприхватила добычу с собой. Сумку явно потеряла обидевшая ребенка тетка, воттеперь-то она попляшет! Катя вычислит ее телефон и потребует хорошую денежнуюсумму за возврат документа.

Макс замолчал, потом спросил:

— Достаточно?