Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-то ты, Ильинична, какая-то бледная…
* * *
…Да, забыли сказать, что нашу бабушку все звали Ильиничной, потому что у её папы имя было точь-в-точь, как у папы Ленина, которого (Ленина, а не папу) тоже звали по-простому – Ильич, хотя к Ленину наша бабушка никакого отношения не имела, не говоря уже про её папу. А уж Ленина мы и сами непонятно зачем вспомнили, хорошо хоть не к ночи!..
* * *
Короче, встречает как-то бабушка-подружка бабушку Ильиничну и участливо так говорит:
– Что-то ты, Ильинична, какая-то бледная…
– Взаимно! – отвечает наша бабушка.
На это бабушка-подружка бледнеет и щупает себе лицо.
– Ой, и я бледная! Видать, давление вниз прыгнуло. Надо бы полежать.
– Взаимно! – не моргнув глазом отвечает наша бабушка.
– Это как? – не понимает бабушка-подружка. – Вместе, что ли, полежать?
– Взаимно!
– Слушай, Ильинична, а ты, часом, не заговариваешься?
– Взаимно!
– Ну, ты даёшь! – обижается бабушка-подружка. – Даже противно слушать!
– Взаимно!
– Ильинична, а ты умом не тронулась?
– Взаимно!
– Ах так! Тогда ты… тогда ты… эта самая… как её?…
– Взаимно!
– Чокнутая!
– Взаимно!
– Тьфу на тебя!
– Взаимно!
На это бабушка-подружка покрутила всеми пальцами у виска, чего никогда раньше не делала, потому что всю жизнь играла пальцами на фортепиано с оркестром и даже доигралась до заслуженной артистки, отчего её любил народ, но не любили соседи, хотя это совсем другая история, которую мы тоже когда-нибудь расскажем.
Короче, покрутила заслуженная артистка своими музыкальными пальцами у виска, а потом отбежала подальше и крикнула:
– И не звони мне больше!
– Взаимно! – ответила наша бабушка.
* * *
И всё же многолетняя дружба на этом не закончилась. А всё потому, что наша бабушка как-то стояла под стрелой подъёмного крана. А стояла она там из-за того, что не заметила плакат: «Не стой под стрелой!». Зато крановщик нашу бабушку заметил и с высоты двенадцатого этажа попросил отойти подобру-поздорову, пока он случайно не уронил с крана поддон с кирпичами и не прибил её к…
А вот к чему он её не прибил, наша бабушка не расслышала. Зато она расслышала всё, что ответил крановщик на её вежливое «Взаимно!».
А расслышав, наша бабушка сразу вспомнила все буквы русского алфавита. А вспомнив, сразу побежала к своей бабушке-подружке и попросила у неё прощение. Так что теперь всё у нашей бабушки на тридцать шесть и шесть, то есть нормально.
Правда, иногда… правда, очень редко… ну, буквально раз в день… наша бабушка говорит нечто странное… но не всем, а только тем, которые взаимно невежливы и не питают к другим любви и симпатии… Даже неудобно повторять, что она говорит… Но повторим…
– Не стой под стрелой! – говорит она.
Грубо, конечно, говорит, но правильно!
У одной бабушки дедушка был король. Точнее, он был не бабушкиным дедушкой, а бабушкиным мужем. А назвали мы короля дедушкой, потому что он фактически дедушкой и был с тех самых пор, когда у его с бабушкой сына родилась дочь.
От этого бабушке было хорошо – ведь далеко не у каждой бабушки дедушка король, а вот королю было не очень. А не очень ему было из-за того, что его звали Слава и от этого он сильно страдал.
Странно, скажете вы, зачем страдать от такого хорошего имени? Вот если бы короля звали Душегуб V или Обормот IV, то другое дело. Но его-то звали Слава! При таком красивом имени страдания совершенно неуместны. Только всё сразу станет на свои места, если вы на секундочку представите, как в День Независимости королевства народ окружает дворец и орёт: «Слава! Слава! Слава!». Вроде, всё правильно орёт, но что конкретно имеет в виду, непонятно. То ли прославляет своего короля, то ли зовёт погулять?
А тут ещё бабушка керосина в костёр подливает:
– Ты бы, Слава, вышел погулять, пока они дворец не разнесли.
А потом губами пожуёт и уже совсем некстати ляпнет:
– Только чем гулять с кем попало, делом бы занялся! А то в Северной башне штукатурка облупилась и форточка хлопает…
Другую бабушку за такие дерзкие слова сразу бы в этой облупленной башне законопатили. Но с нашей бабушки как с гуся вода! У неё же дедушка – король!
* * *
Короче, бабушке хорошо! А дедушке плохо. Заплачет он горючими слезами, но потом немножко головой о стенку побьётся и успокоится. И только король успокоится, как народ снова окружит дворец и орёт: «Слава! Слава! Слава!». А что народ имеет в виду, поди разбери…
* * *
Но самое обидное, что в соседнем королевстве жил поэт, которому тоже кричали: «Слава! Слава! Слава!». Хотя звали поэта Боря, что для нашего короля было ещё обиднее.
Так бы и страдал король всю оставшуюся жизнь, если бы в один прекрасный день ко дворцу не подкатила карета. Из кареты вышла пышная дама. Такая пышная, что король сразу всё понял и выскочил на крыльцо прямо в домашней короне.
– Здравствуй, Слава! – закричал он так громко, что в Северной башне хлопнула форточка. – Я так тебя ждал!
– Какая Слава? – недовольно фыркнула пышная дама. – Меня зовут Зависть.
– А где же Слава? – растерялся король.
– Да как обычно – сзади плетётся, – хмыкнула Зависть и похлопала короля по плечу.
* * *
Так и осталась Зависть во дворце. От Зависти король быстро скрючился и почернел, но всё равно не перестал мечтать об отставшей Славе, которая, учитывая имя короля, могла бы прославить его вдвойне.
ЕСЛИ ЗАВИСТЬ ВСЕГДА БЕЖИТ ВПЕРЕДИ, ТО ЗАЧЕМ ТЕБЕ СЛАВА?
И чем больше он мечтал, тем больше завидовал поэту Боре. Хотя поэту Боре тоже было нелегко, ведь он завидовал художнику Пете, про которого вчера написали в газете. А художник Петя завидовал банкиру Васе, который хоть и не обладал никакими способностями, зато обладал такими деньгами, какие ни Боре, ни Пете, ни королю Славе даже в страшном сне не снились.
* * *
Вот такая история. А где же мораль, спросите вы. Как где? Да вот она!
Жила-была одна бабушка. А потом взяла и умерла. Но не совсем умерла, потому что от этой бабушки собачка осталась, которая свою бабушку всё время помнила. А если кого-то всё время помнить, то он становится живее соседа по лестничной клетке. Вроде поэта Пушкина, в которого на дуэли попали, а мы до сих пор учим на память его бессмертные строчки: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…».
