Джеймс долго ждать себя не заставил. Он встал на пороге и с важным видом привалился к дверной раме, заслонив собой комнату. Рассеченный застарелыми шрамами торс ничем не прикрыт, волосы убраны в узел на затылке. Джеймс скрестил руки на груди и, сжимая во рту зубочистку, уставился на Нину невыразительным взглядом, в котором не было ни грамма интереса. В нос кинулся запах перегара.

— Я сочувствую твоим переживаниям, но может любовные баллады подождут до утра? — не сводя с него глаз, процедила Нина. Слова прозвучали вдвое жестче, чем она рассчитывала.

На лице Джеймса отразилась смесь усталости и раздражения, словно перед ним стояли свидетели Иеговы и в десятый раз за день пытались убедить прочесть Библию. Он перегнал языком зубочистку к противоположному уголку рта и захлопнул дверь, ответив не иначе как отказом.

Решив, что бороться с Джеймсом бессмысленно и невозможно, Нина с чувством поражения вернулась в кровать и накрылась с головой одеялом.

Музыка смолкла, погрузив западную часть особняка в тишину.

Сквозь тьму и усталость Нина едва различала чей-то истошный вопль. Она хотела проснуться и выяснить, что случилось, но сон заволакивал обратно, не выпуская из пут. Утром все вели себя так, будто ничего не слышали, поэтому Нина списала странные звуки на видение.

Глава 3. Винсент, который много знал

Неделю погода терроризировала Порт-Рей проливными дождями. На море бушевал шторм. Даже из далеких окон «Барнадетт» не приходилось питать иллюзий, — высокие волны убийственны. Неутихающим маршем они следовали друг за другом, разбиваясь в пену о прибрежный песок. В то время как мятежная стихия грозилась накрыть город, он утомленно показывал средний палец в ответ. Порт-Рей давно уже охладел к проказам межсезонья.

Нина стояла на крыльце перед ливневой стеной и минут десять смотрела, как Джеймс слонялся по двору без всякого скрытого смысла. Умылся дождем, разглядел дали, покурил под гаражным навесом и снова. Занятный персонаж, думала она, пытаясь прикинуть его возраст. На первый взгляд, Джеймсу можно было дать лет тридцать. На второй — и того больше.

— До города подкинуть? — из дверей вышел Грейсон, на ходу просовывая руки в массивную кожаную куртку.

Нина вскинула усталый взгляд на тучи. Ответ был очевиден.

Джеймс бросил сигарету и раздавил подошвой. Утомился то ли шумом дождя, то ли бездействием, словом — решил вернутся в дом. Помимо закоренелого увлечения сигаретами и пьянством, с некоторых пор он обзавелся удивительной привычкой притворяться слепым рядом с Ниной. Не изменяя себе, Джеймс ушел в фирменном стиле: с каменным лицом и ложным убеждением, что Грейсон стоял исключительно в компании собственных мыслей.

— Похоже, я ему не нравлюсь, — Нина проводила Джеймса насмешливым взглядом.

— Ну и что? Я ему тоже не нравлюсь, — спокойно закурил Грейсон. — Характер у него такой, гадкий.

— Чем он занимается? — Мнение о Джеймсе пока складывалось скудное: он выпивал, бездельничал и показательно избегал ее, Нину Стелманис.

— Да знаешь, то тут, то там, — в голосе Грейсона звучала приятная слуху хрипотца. — Город, видишь ли, не первой свежести. Кому окна подлатать, кому проводку починить. Собираем заявки на разную работенку. Все знают Грейсона-Золотые-Руки с напарником… как там его звать-то? — играя забывчивость клиентуры, пошутил он.

Нина рассмеялась. Грей зажал в зубах сигарету и неодобрительно покосился на мрачное небо:

— Пора бы в путь.

К двадцати одному году Нина считала своим великим упущением отсутствие трех навыков: плавания, оказания первой медицинской помощи и вождения автомобиля. Поэтому ей приходилось вести себя осмотрительнее рядом с водоемами и острыми предметами, а до «Джермэйн» добираться с кем-то, кто имел в городе дела. Обычно это был Грейсон. Он держал автомастерскую в Порт-Рее и следовал графику кофейни Эстель.

Нина устроилась на пассажирском сиденье и принялась растирать замерзшие руки. «Шевроле» тетушки Агнес находился в свободном доступе для всех проживающих в «Барнадетт». Это ощущалось по запаху. Когда машину брала Эстель, в салоне оставался аромат дорогих духов и помады, после Несс — машинного масла (сбрызнутого духами Эстель) и сигарет. Грей пах кожей и мятной жвачкой. Порой улавливался штрих Джеймса — древесный, тяжелый аромат, переплетающийся со спиртом и табаком.

Но был еще один запах, встречавшийся крайне редко и не имевший своего обладателя, — порох и железо.

— Так почему, говоришь, ты уехала из столицы? — не отрываясь от глянцевых страниц, осведомилась Марго.

Нина слегка пожала плечами, хотя держала пари, что ничего подобного не говорила:

— Чтобы начать новую жизнь, — она ограничилась коротким ответом, решив, что ни к чему посвящать Марго в подробности семейной драмы.

— Ну и дура. Я бы все отдала, чтобы свалить из этой дыры в большой город. Там же столько возможностей!

— И какие ты бы использовала? — ничуть не обиделась Нина.

— Стала бы киноактрисой, — тряхнула кудряшками Марго. — У меня для этого хорошие внешние данные.

Нина намеревалась было ответить, что для работы на съемочной площадке нужно нечто большее, чем симпатичное личико, но рискуя встрять в долгую и нудную полемику, промолчала. Справедливости ради, личико у Марго, действительно, было приятным.

Работа в «Джермэйн» стала познавательным опытом. Сперва Нина узнала о пяти видах кофейных зерен, а там и о существовании тысячи сортов кофе (правда, Марго назвала всего шесть, а седьмое наименование так и осталось висеть у нее на языке). Нина тут же выдохнула, услышав, что со всей тысячей дела иметь не придется и достаточно знать хотя бы слово «арабика». Но кофейное меню от этого поражало не меньше: американо с молоком и без молока; капучино классический, капучино с карамелью, с корицей; эспрессо с шоколадом, взбитыми сливками, двойной эспрессо; ореховый латте, медовый, сливочный; горячий шоколад. Прибавьте к этому сиропы, топпинги и внезапное желание клиента смешать латте с американо, миндальным сиропом и взбитыми сливками. К счастью, невзыскательные жители Порт-Рея оригинальностью не отличались и, как правило, оставались верны классике.

Нина корпела над капучино с молочной пенкой, но это была совсем не та пенка. При всем желании взбить пену упругой консистенции, она получалась бархатистой и нежной, как первый поцелуй (Нина не брала на себя ответственность за достоверность сведений о первых поцелуях, почерпнутых из книг). «Пенка — это все, приготовишь неправильно — испортишь вкус», — со знанием дела твердила Марго, будто почетное общество любителей кофе пожаловало ей титул «Королева кофейной пенки». Ее слова так плотно забились в голову, что заставляли сомневаться в том, где грань между «испорченным вкусом» и «идеальной консистенцией».

Дегустируя