жизнь. Агнес и Эстель не спросят его имя, как Нина не спросит о сожителях родственниц. Хотя, может, стоило бы поинтересоваться соседями? — оставив тему открытой, она запила ее вином.

— Но куда важнее твоя история. — Агнес оторвалась от пасьянса и выжидающе уставилась на племянницу.

Всю дорогу до Порт-Рея Нина готовила свой рассказ ради этого момента, но, когда пришло время, обнаружила от него лишь бледную зарисовку.

— Ничего интересного, — Нина принялась активнее налегать на ужин, — отец проиграл много денег в карты и исчез. Дом и все имущество конфисковали в уплату долгов…

Она вдруг спохватилась и начала охлопывать себя по карманам. В джинсах обнаружился заветный клочок из вчерашней газеты. Нина разгладила его пальцами на столе, но перечитывать не стала, каждое слово она уже знала наизусть. Подвинула обрывок Агнес и принялась наблюдать, как глаза тетушки бегают по заметке. «Полицейские нашли в пригороде тело мужчины, погиб предположительно в результате насильственной смерти. При себе найдена пачка сигарет и фишка для покера».

— Считал, что она приносит удачу, — негромко пояснила Нина, представляя в голове красно-зеленый кружок с логотипом столичного казино-клуба.

— Дурак. — Агнес с пренебрежением передала бумажку Эстель. — Получил то, что заслужил.

— Ты как всегда категорична, он же наш брат, в конце концов, — Эстель аккуратно сложила кусочек газеты вчетверо, даже не взглянув. Отодвинула в сторону.

— Пусть земля ему будет дерьмом! — торжественно провозгласила Агнес, вознеся стакан. Нина удержалась от замечания, что солидарна с тем же мнением, и поднесла к губам вино. Столкнувшись с последствиями особого образа жизни отца, она никак не могла проникнуться к родителю должной скорбью.

— Мы с вами никогда не были близки, но мне больше некуда пойти.

Меньше всего Нине хотелось выглядеть жалкой. И она злилась на себя за то, что в данных обстоятельствах по-другому быть не могло.

— Ты все сделала правильно, — в сдержанной манере ответила Эстель, явно руководствуясь хорошо развитым чувством эмпатии.

— Тихо, — прервала их Агнес. — Слышите?

Палец тетушки уставился в потолок. Нина бессознательно проследила за ним; в глаза бросилась люстра с имитацией восковых свеч. И лишь после ушей достигла тихая музыка с верхних этажей.

— Ох, опять он, гаденыш, — сердито вздохнула Агнес.

— Брось, Несс. Музыка — наслаждение, удовольствие — благо, страдание — зло…

В арке стоял высокий, неопрятного вида мужчина с узким хищным лицом в колючей щетине. Голова величаво запрокинута, черные волосы висели до плеч сальными патлами, прикрывая надменную, злую физиономию. Меж холодного блеска косм над Ниной снисходительно смеялись волчьи глаза глубокого карего цвета. Измятая рубашка словно была застегнута впопыхах, — пара нижних пуговиц перепутана, остальные вовсе остались без внимания и открывали располосованное шрамами жилистое тело.

— Высокосортная хренотень, — без энтузиазма оценила Агнес. — Как мне ее подписать: «пьяные бредни Джеймса Митчелла» или это какой-то доисторический философ?

Мужчина вальяжно вошел, взял со стола стеклянный графин и поднес горлышко к носу:

— Да не помню. Наверное, что-то из Аристотеля, — разочарованный тем, что в графине оказалась всего лишь вода, поставил его на место.

— Вообще-то Аристотель говорил, что излишества в удовольствии — распущенность, достойная порицания, — мрачно заметила Эстель.

— В точку, — саркастично согласился мужчина, выискивающим взглядом осматриваясь по сторонам.

Все в нем вызывало отторжение: одичалый внешний вид, напыщенные манеры, показная бесшабашность. В сторону Нины пахнуло перегаром и немытым телом, внушая тошнотворное отвращение, но за маской невозмутимости едва ли можно было об этом догадаться.

— Джеймс, это Нина, — представила Эстель.

На секунду он отвлекся, чтобы высокомерно смерить гостью с головы до ног, и раздраженно ответил:

— Да мне плевать.

Нина как будто не заметила его грубости. Ей казалось, что скользило в дерзости Джеймса что-то нарочитое, фальшивое. Нужно быть до ужаса наивной, чтобы поддаться на столь провокационное поведение.

Тем временем Джеймс приблизился к Агнес и схватил виски. Налил немного в ее же стакан, опустошил до дна.

— Может, сыграем партию? — предложила Агнес, не отрываясь от пасьянса.

— Карты — оружие дьявола, дорогая, — Джеймс прихватил виски и направился к выходу. — Завязывай, — не оборачиваясь, добавил он.

— Очень смешно, — язвительно бросила тетушка вслед.

— Ни капли.

Ничто не спасало скверное впечатление от знакомства. С таким «другом семьи» Нина предпочла бы не иметь ничего общего.

Априори невыполнимое желание — теперь их с Джеймсом как минимум объединяла одна крыша.

— Кто это был?

— Местный грубиян, — махнула Эстель. — Не обращай внимания.

— А у вас не соскучишься, — Нина поняла уклончивый ответ тети, как отказ говорить о Джеймсе, поэтому настаивать не стала.

— Сволочь. — Агнес сообразила, что приятель увел у нее из-под носа выпивку и негромко выругалась.

— Ты, должно быть, утомилась с дороги, — мягко улыбнулась Эстель.

Под влиянием ее слов и вина Ниной вмиг овладело ощущение неимоверной усталости.

— Да, пойду я, — ей так сильно захотелось окружить себя тишиной, но, кажется, Джеймс ко сну не готовился.

Агнес заметила озадаченный взгляд племянницы, прикованный к потолку:

— Не переживай, пара подзатыльников — и он уймется.

«Интересно на это посмотреть», — тетушка едва ли дотянулась бы Джеймсу до плеча. Но пришлось угомонить воображение тем, что подзатыльники, скорее, фигуральны, и отправиться наверх под звуки музыки.

Там, к несчастью, Нине предстояло обнаружить, что Джеймс соседствовал с ней в комнате напротив. За запертыми дверями Оззи Осборн вопрошал: «Мистер Кроули, вы не прокатитесь на моем белом коне?»1.

В изнеможении Нина упала на кровать. Энергии хватило ровно до конца песни, а затем сон нежно увлек за собой. Ей снилось, как она играет в карты с Джеймсом, только наутро уже не помнила, кто выиграл.

Глава 2. Старый «Шевроле», «Dzhermein» и немного о соседях

Утро омрачили серые стены. Открыв глаза, Нина почувствовала их давление. И более того, — нависшего над городом пасмурного неба.

Комната окнами выходила в тернистый двор. Сквозь заросли колючего шиповника прорезался извилистый узор глинистых тропинок в компании черных кованных скамеек. Среди высохших деревьев на окраине возвышалась мраморная статуя плачущей девы в зеленой плесени. Совершенно необыкновенным образом она совмещала в себе благоговейную покорность и неукротимую силу. Глядя на вознесенный к небу лик, Нина вздохнула, словно вместе с каменной мученицей ощутив на собственных плечах всю тяжесть свинцовых облаков.

Горячий душ на какое-то время позволил забыть о суровом крае, однако, позже Нина обнаружила, что ее скромный гардероб очень слабо вяжется с местным климатом, и пришлось вновь вспомнить, что такое Порт-Рей — сырой туманный город, покрытый слоем холода и промозглого мрака.

Равно как и «Барнадетт» не был оплотом уюта. Покинув комнату, Нина вновь окунулась в гнетущую атмосферу давно заброшенного отеля: