«Ресторан «Джордано», служба доставки», – раздалось на том конце провода.

«Извините», – сказал Морис и повесил трубку.

– Последним местом, куда вы звонили, был ресторан?

– Да, я заказала еду на дом.

– А потом пошли в полицию?

– Да.

– А почему не позвонили?

– Я боялась, что он узнает, что я позвонила в полицию.

– У вас есть какие-нибудь предположения, мисс? Вы кому-нибудь перешли дорогу, сейчас или когда-то? Подставили, подсыпали стекла в туфли на каком-нибудь из конкурсов красоты?

– Я никогда не участвовала в конкурсах красоты, – Саманта рассмеялась. Красная помада её пухлых губ придавала красивой улыбке ещё больше света.

– Почему вы смеётесь?

– Вы очень забавный, мистер Морис.

– Я забавный? – он покосился на неё с таким прищуром, что она рассмеялась ещё заливистей.

– Простите, я не хотела вас обидеть, я так давно не смеялась, уже год как.

– Я не обижаюсь, мисс, вам идёт смех, я вот не умею смеяться.

– Нет?

– Нет.

– Такого не бывает.

– Бывает, серьёзно вам говорю, я только улыбаюсь, вот так, – инспектор оголил свои редкие коротковатые зубы, Саманта не выдержала и, смеясь, села на лестницу.

– Что? Что такое? – присел он рядом.

– Ничего, – отходила она от смеха – ничего, мистер Морис. Вы так непохожи на всех других.

– На каких других, мисс Стюарт?

– На всех других, на тех, кто был, – она замолчала и продолжила: – Кому-то нужны были мои деньги, вы знаете, я богата.

– Я догадался, мисс.

– Да, это заметно, – она оглядела хрустальные люстры на потолке.

– Кому-то нужна была моя внешность.

– Вы очень красивы, мисс, не стоит осуждать тех, кто заметил это.

– Но никто не замечал ничего другого.

– Я понимаю. Людей привлекает красота, это нормально, моя жена изменила мне с красавцем.

– О господи…

– И это нормально.

– Как вы можете так говорить?

– У меня есть зеркало, мисс, – инспектор скривил лицо в натужной ухмылке, встал со ступеней и пошёл на второй этаж.

– Неправда, – догнала его Саманта. – Вы очень милый.

– Спасибо, мисс, – смутился Морис. – Так вы говорили, что не смеялись уже давно.

– Моего отца не стало год назад, сэр, – сказала она, чуть помолчав.

– Сочувствую. Что-то криминальное?

– Нет, сердечный приступ.

– Мне очень жаль, – Морис замедлил шаг.

– Но я не верю в это, – повернулась она к нему.

– В приступ? Сейчас такое время, мисс. В моём доме за последний год было два сердечных приступа.

– Я понимаю, но мне не дали даже результатов вскрытия, я и не знаю, было ли оно.

– Кто не дал? – остановился инспектор у входа в спальню.

– Его друзья.

– Друзья?

– Да.

– У вашего отца было много друзей?

– Он называл их партнёрами, потом они перестали приходить.

– Они приходили сюда?

– Нет, мы жили в Висконсине, – она запнулась и продолжила: – Папа прервал общение с ними, и мы переехали сюда, а через три года он умер.

– Они поссорились, мисс?

– Я не знаю.

– Вы говорили с отцом о его друзьях?

– Нет, он не разрешал говорить.

– Не разрешал? – не понял Морис.

– Да, он всякий раз прерывал разговор.

– Кто-нибудь осматривал его вещи после смерти?

– Я пыталась что-то найти, но ничего в его кабинете не было.

– Где его кабинет?

– Здесь.

– В доме? – удивился детектив.

– Да. Пройдёмте, это на третьем этаже.

– Здесь есть третий этаж?

– Он дополнительный, только с левого крыла. В одну комнату.

– Что сказал человек, который угрожал вам, мисс, что он сказал вам по телефону?

Саманта остановилась и посмотрела на Мориса.

– Время пришло.

– «Время пришло», это не насторожило вас?

– Я была так испугана, что…

– Я понимаю-понимаю, но воры не говорят «время пришло».

– Да, вы правы.

Она остановилась возле неприметной двери, вдавленной в стену.

– Это здесь, – Саманта открыла дверь и указала на узкую лестницу, ведущую наверх.

«Как я раньше не заметил этой лестницы», – подумал Морис.

Небольшие деревянные ступени осторожно вели за собой. Морис шёл за высокими каблуками лакированных чёрных туфель, они сверкали переливистым глянцем, вознося на себе, как на троне, белые тонкие щиколотки, стройные игривые икры, до середины прикрытые юбкой, будто волной. Справа налево приливала волна, шаг за шагом вниз уходили ступени.

– Вот и кабинет, – сказала Саманта, открывая дверь на третьем этаже, запуская в неё инспектора.

«Вот и кабинет», – осмотрел помещение Морис.

Высокие потолки подпирали массивные балки, они будто держали мансардную крышу, не давая ей упасть. Небольшое окно освещало комнату, письменный стол стоял у окна, над ним нависали книжные полки, книжные шкафы подпирали стены, нагружённые, словно портовые грузчики, книгами до самых верхов. Возле дивана был спрятан камин, скромный камин для такого нескромного дома, он, казалось, был лишним, он, похоже, был тумбой и не более чем.

– Папа не разжигал его, – сказала Саманта, поймав взгляд Мориса, – что-то с дымоходом.

На камине-тумбе стояли: подсвечник в виде трёх слонов, пепельница в виде черепахи, фото Саманты в красивой рамке и стеклянная статуэтка в виде женской фигуры на небольшом постаменте. Морис взял статуэтку и вытер пыль с позолоченного шильда.

– За лучшую женскую роль второго плана, – прочитал он. – Ваш отец тоже был актёром? – вернул он статуэтку на место.

– Нет, что вы, – улыбнулась Саманта, – он юрист, отец занимался какими-то финансовыми делами, бумагами, договорами…

– А награды здесь при чём?

– Папа вёл дела многих известных людей, он защищал их.

Саманта взяла стройную фигурку и стряхнула с неё пыль.

– Когда-то я тоже хотела стать актрисой, – она вытянула статуэтку перед собой и посмотрела ей в лицо, словно бросая вызов, приглашая на бой, будто заранее зная, что проиграет его, – но любое упоминание об актёрстве приводило его в ужас.